— Алло? — произнесла Рита, вдыхая аромат хризантем.
— Милая, все удачно! Мы с тобой послезавтра летим в Израиль! — радостно объявил Костя.
Рита, разумеется, узнала его голос и весьма удивилась.
— Как? И мы с тобой тоже? — спросила она. — Уже второй предлагает. Да что у вас там, в Бен-Гурионе, медом намазано, что ли?
— А кто — первый? — не понял поначалу Константин. — Твой Гельмут? Когда это он только умудрился!
— Гельмут, — повернулась к немцу Рита. — Ты тоже со мной в Израиль намылился?
— Я? Я, я! Ноу, найн! — как-то невразумительно отозвался тот.
А Мамлюков тем временем схватил Каргополова за шкирку и зашипел в самое лицо:
— Мочить, понял теперь, что надо мочить, или всем крышка, понял, ослиная башка?
— Я понял, понял, — отозвался тот, поглядев на Риту.
Мамлюков тихо добавил, проследив за его взглядом:
— Ее, по-моему, тоже. Почище твоей Светки будет.
Константин же, на другом конце Москвы, наконец догадался, с кем разговаривает. И сразу развернулся на сто восемьдесят градусов.
— Рита, детка, — продолжил он как ни в чем не бывало, — ты меня еще любишь?
— А что? — с вызовом ответила она, перехватив ревнивый взгляд Каргополова.
— Вот и я тебя: «а что». Так что давай сегодня встретимся. И я тебе все объясню. Мы не летим в Израиль. Я имею в виду с тобой.
— А я — лечу. Без тебя.
— Вот и хорошо. Тогда там непременно встретимся.
— Скорее даже пораньше. Прямо в салоне лайнера. Я ведь уже догадалась, что ты взял билеты для себя и Ольги.
— А сегодня? — спросил Костя. — Сейчас? Сможешь?
— Позвони попозже, — ответила Рита, поскольку к ней уже направлялся Каргополов, сверкая глазами.
Он подошел к окну, открыл его, затем выхватил из вазы букет хризантем и вышвырнул его на улицу.
— О! Как это по-рюсски? — произнес Гельмут. — Досто-евщи-на! Иди-ет… Сумасшедь-ший хауз.
— Это он просто свою нежность выбросил, — поправила его Рита.
Почти сразу же Константин стал набирать номер Ольги. Подошла Наталья Викторовна.
— Костя, это ты? — спросила она. — Чего раньше не звонил?
— Да носился по разным делам, как угорелый! Дорогая теща, а я билеты достал в Израиль. Послезавтра летим.
— Ну вот, дождались! — голос у Натальи Викторовны прозвучал как-то невесело. — А не поздно ли?
— Да что случилось? — встревожился он. — Ольга где?
— Там, где ей теперь и положено быть, — в больнице. На сохранении она. Сегодня утром и положили.
— А можно ее оттуда вытащить?
— Не знаю, — ответила Наталья Викторовна. — Ты позвони завтра.
Костя услышал короткие гудки. «Неужели именно теперь все сорвется?» — подумал он в отчаянии. Потом бессильно повалился на кровать и от накопившейся за все эти дни усталости сомкнулись веки.
Глава двадцать девятая
Странные и чудесные столпотворения
После тревожного звонка из детской больницы, когда медлить было уже нельзя, Константин выскочил на улицу, схватил соседский мотоцикл — и помчался, не разбирая дороги. Он выжимал предельную скорость из «ямахи», выезжал на полосу встречного движения, проскакивал на красный сигнал светофора. От сумасшедшего полета по улицам и тротуарам Москвы у него рябило в глазах, дома и машины сливались в единое целое. Но он все-таки успел… Резко затормозил возле больничного пандуса, где уже стояла машина «скорой помощи». Бросив мотоцикл, Костя побежал к дверям, откуда вывозили каталку с малышом. Рядом шагал взволнованный, не похожий на себя Вильгельм Мордехаевич, за ним — Ольга, которую поддерживала за руку санитарка. А еще дальше — Валера в клоунском наряде.
— Ну как, что с ним? — сорвался первый вопрос с языка Кости. Он смотрел на Антошку, а тот держал в руках полицейскую машину, столь любимую им игрушку. Глаза у мальчика были закрыты.
— Плохо, — коротко бросил Попондопулос. — Сами видите.
— Я заканчивал представление, а тут с ним и начался приступ, — вставил подошедший Валера.
Антон тяжело задышал. Теперь он открыл глаза и стал смотреть на всех, переводя взгляд с одного на другого. Во всем его облике чувствовалось непереносимое страдание. Ольга склонилась над ним и что-то прошептала. Потом взглянула на Попондопулоса.
— Он хочет, чтобы Валера ехал с нами, — попросила она. — Он так привык к клоуну.
— Пусть едет! — махнул рукой врач. — Если только машину не раздавит своим весом.
— А я? — подал голос Костя.