Что из того, что Грегори она знала пять лет, а этого Сергея пять часов? Выходит, дело вовсе не в продолжительности знакомства. В чем же? В психологическом настрое? Несомненно. В обстоятельствах места, времени, действия? Конечно. В опьянении? Да. Что же в таком случае главное, решающее? В каждом homo sapiens - в возвышенном, бессмертном гении и заземленном, ничтожном смертном - звериное начало постоянно борется с человеческим, мерзость с благородством, похоть с целомудрием. И проявлениями индивидуума руководит побеждающее в данный момент начало. Допустим, минувшей ночью торжествовал зверь. Допустим. Но разве он способен породить божественный восторг, неземные мелодии, вызывающие беспредельную бурю радости и бездонную, сладкую муку, поднять тебя на крыльях в небеса и баюкать в волнах ласки и неги? Если это так, то коварству зверя нет предела и греху нет прощения. А покаяние? Да-да, покаяние ему неподвластно, покаяние идет к Богу, к пресвятой Деве Марии. И она стала страстно молиться: "Всесветлый, всемогущий, всемилосердный господь наш Иисус Христос и царица небесная Богородица! Простите грехи мои тяжкие и помилуйте меня! Не по злому умыслу преступила я заповедь, но по слабости. И его простите Сергея, короля викингов. Ибо я чувствую - душа его чиста, как у ребенка..." Слова о прощении Сергея пришли незванно из глубины сознания, но не удивили ее, а, напротив, вызвали волну тихой радости. Утирая слезы, которые текли и текли по ее щекам, Элис вдруг подумала, что эти слезы - знак прощения свыше (последний раз она плакала, когда ей было семь лет, мать пребольно отшлепала ее за то, что она разбила ее любимую старинную китайскую шкатулку для драгоценностей).
Неспеша одевшись - спешить ей было некуда, встреча с заведующим III европейским отделом Наркоминдела планировалась на четыре часа дня - она спустилась в ресторан. Есть ничего не хотелось, она заказала лишь чашечку кофе по-турецки. Глядя на заснеженную улицу, Элис вспомнила о туалете во дворе, улыбнулась. У каждого свой уклад, своя доступная стать бытия. И злиться на это просто глупо. Их можно принимать или отвергать, но и в том и в другом случае справедливости ради следует сперва хоть мало-мальски познать и попытаться понять. Нищие энтузиасты из разрухи хотят впрыгнуть в земной рай. Называют его "социализм". Враждебны ли они Западу? Вряд ли. И силенок маловато, и о "мировом пожаре революции" стали говорить меньше. Напротив, появился тезис о возможности построить новый мир в одной России. С Америкой хотят сотрудничать, торговать. Построили с Фордом автомобильный завод, карандашную фабрику "Сакко и Ванцетти", другие предприятия. Конечно, немного, но все-таки кое-что. Многие американцы приехали строить Днепрогэс, даже такие знаменитые специалисты, как Ван Дер Лейн. Главный тормоз непризнание Гувером сталинского режима. Редактор "Чикаго Трибюн" дал Элис задание - написать статью под условным заголовком "Москва предлагает обмен посольствами". Для этого и назначена сегодняшняя встреча с русским дипломатом. Прямой зондаж. САСШ - последняя великая держава, не имеющая посла в Москве. И многие влиятельные американцы в мире бизнеса, в мире искусств недовольны этим. Даже безработные, которые хотят приехать сюда и здесь строить, изобретать, созидать - жить, если они лишние дома. И сотни, если не тысячи, уже приехали, истратив на проезд последние гроши.
И в голове Элис постепенно по мере накопления впечатлений и информации, складывался план серии репортажей. Скажем, так: Герберт Уэллс дал заголовок "Россия во мгле", а она начнет со статьи "Мгла, которая рассеивается" - о первых ростках новой жизни - и стар и млад - миллионы! постигают азы грамоты и Россия, как это ни фантастично, становится страной сплошной грамотности, индустрия восстановлена, строятся заводы-гиганты, появились первые сельские кооперативы под странным названием "колхозы"; "Янки-коммунары" - о сельхозартели на тамбовщине (где в начале двадцатых вспыхнуло массовое восстание, потопленное большевиками во главе с Тухачевским в крови) и на Кавказе, в Абхазии; "Великий Ван Дер Лейн протягивает руку Кремлю" (он согласился на развернутое интервью); а вводным материалом ко всей серии должна стать сегодняшняя беседа. Упор в ней Элис сделает на традиционно дружеских отношениях России и северо-американской республики, начиная с отказа Екатерины помочь Британии задушить вставшую на дыбы против королевской тирании колонию и участия русских в борьбе за свободу на стороне повстанцев...
Кстати, этот король викингов сказал, что работает в "Гудке". Она слышала что-то об этой газете. Не такая влиятельная как "Правда" или "Известия", зато пишущая братия там талантлива и из-под тишка фрондирует сквозь смешки и хахоньки. Он, Сергей, мог бы многое подсказать, пробрифинговать, сориентировать. А она даже не знает, как с ним связаться. Его дом Элис ни за что не найдет. Она так бежала оттуда, что не запомнила никаких ориентиров, которые могли бы помочь в поисках. Помнит красивую церковь. Но таких церквей в Москве больше, чем окон во всех небоскребах Нью-Йорка. Да и нет его дома сейчас наверняка, какой журналист будет сидеть дома до полудня. А получить хотя бы жиденький бэкграунд о чиновнике, с которым у нее предстоит встреча, было бы ох как надо!
Элис еще успела сбегать в гостиничный газетный киоск и купить свежий номер "Гудка", когда - как всегда минута в минуту в двенадцать - в дверь ее номера постучал ее преподаватель русского языка педантичный до тошноты Карл Хансевич Шварц. Немец, получивший образование в Сорбонне, он вот уже сорок лет жил в Москве. Полиглот, эрудит, до августа 1914 года он был профессором по кафедре лингвистики Московского университета. Уволенный в отставку на второй день войны, он перебивался частными уроками и переводами. Совершенно обрусевший, Шварц был женат на дочери фабриканта, тоже с немецкими корнями, имел двух взрослых замужних дочек и недоросля-сына. Был одержим сравнительным анализом языков и никакой политикой никогда не интересовался.
- Мисс Элис, - говаривал он со всей горькой досадой Наполеона, проигравшего битву при Ватерлоо, - мы же с вами уже выяснили, что в русском языке - в отличие от английского - категория рода и все, что с ней связано, играет чрезвычайно важное значение. Не "мой шуба", но "моя шуба", не "моя стул", но "мой стул", не "мой кольцо", но "мое кольцо". Флексия - прежде, чем сказать что-либо, думайте о флексиях. Автоматизм придет потом. Именно путаница с суффиксами прежде всего выдает иностранца. И, конечно, произношение. Не "лублу", но "люблю". Звук этот довольно близок к тому, который слышится в английском "grew", "stew", "nu". Теперь спряжения...
Обычно Элис занималась с явным удовольствием и даже Карл Хансевич был внутренне доволен, хотя и ворчал, придираясь к пустякам. Сегодня же она была как на иголках, делала больше ошибок и то и дело ненароком смотрела на часы. Наконец, Карл Хансевич, рассерженный и расстроенный, удалился, задав этой "взбалмошной, несерьезной американке" вдвое больше, чем всегда. Элис схватила телефонную трубку и назвала телефонистке номер, указанный на последней полосе газеты.
- Редакция "Гудка", дежурный по номеру слушает.
- Можно Сергей?
- Во-первых, я - не Сергей. А во-вторых, чего, собственно, можно?