Выбрать главу

И он передал листок с машинописным текстом Никите. Тот пробежал его глазами, улыбнулся:

- Знаю, бывал на этих заводах и шахтах. И верных партийцев тамошних знаю.

- Превосходно! - Петровский подвинул чай и бутерброды гостям. - Я знаю - вы незнакомы, но теперь уже все перезнакомились. Объясню, почему ЦК решил создать из вас группу. Рекомендовал Косиор. Никита в партии с восемнадцатого года, Сергей с двадцать первого, Иван, как говорится, без году неделя. Сплав опыта и задора молодости.

Да, Косиора знали лично все трое. В разное время и по разным поводам испытали на себе и его отеческую доброту, и разумную строгость, и ненавязчивую мудрость. А их поездка в Луганск оказалась лихой, боевой, счастливой. Отщепенцам был дан жесткий, умелый отпор, а с двух собраний их просто изгнали рабочие. За день до отъезда в Киев обреченные на дружбу рекомендацией Косиора Иван, Сергей и Никита были приглашены на шахтерскую свадьбу. Свадьбу, которая едва не расстроилась в самый последний момент. Отец невесты, молодящийся, молодцеватый техник-штейгер, требовал, чтобы церковный обряд венчания был свершен непременно. Его поддерживали и его супруга, и мать жениха. Отец же его, партиец с девятьсот пятого года, стоял горой за гражданский брак.

- Какой поп, какая церква?! - кричал он. - Я в ей, поди, лет двадцать, как не был. И не пойду. Опозорить меня перед всей партячейкой, всей организацией задумали? Не бывать этому. Я и из дома все иконы велел выкинуть. Ничего, сынок, найдешь себе другую кралю, еще краще. Небось, не клином весь белый свет на этой Надьке сошелся. Такая ли уж сахарная цаца.

Сынок, могутный детина, косая сажень в плечах, стоял перед батькой, понурив голову. Чистое лицо его, еще не прокопченное шахтной пылью, было хмурым, карие очи затуманились, полные губы сжались в бритвенное лезвие. Для него-то Наденька была тем самым единственным светом в оконце, и кралей, и цацей, и царевной ненаглядной. Молчал Николай, не смел поперек ни слова, ни полслова родителю молвить.

- Скажи, что я не прав, Микита? - обратился старый шахтер к руководителю цековской бригады, которого знал - еще по работе в Донбассе не первый год.

- Прав, - отрезал Никита. - И девку найдет себе ровню, а не из бывших.

Спас и свадьбу и будущее счастье будущих молодых Сергей. Разговор этот происходил за завтраком в самый канун забуксовавшего вдруг бракосочетания. И ему удалось до обеда уединиться с будущей свекровью и с будущей тещей для сугубо приватного разговора, о содержании которого Никита не узнал никогда, а Иван - спустя полтора года. Почитавший любовь высшим проявлением человеческого гения (хотя сам был на редкость легкомысленным ловеласом), он уговорил их провести тайное венчание.

- С батюшкой, уверен, тесть сумеет договориться, - сказал он, поднимая указательный палец и грозя им кому-то невидимому. - И чтобы никакой огласки. - Авдотья Филипповна и Ульяна Романовна бросились лобызать столичного доброхота.

Свадьба получилась отменная. Шестьдесят пять гостей, три гармошки, четыре драки. Правда, уехали почетные гости до того, как началось самое веселое - их поезд уходил в девять вечера. И больше всех сокрушался Сергей.

- Ты говоришь, я влюбчивый, распущенный перерожденец, - смеясь, говорил он Никите, трясясь на верхней полке. И, подмигнув Ивану, продолжал: - А ты читал у Ильича про стакан воды? То-то и оно, что не читал. Эх, братцы, надо было отложить отъезд на завтра. Мне за столом глазки такая вдовушка строила! Глаза, как у нетельной буренки, бедра колесом...

- И полна пазуха цицок! - довершил портрет луганской Авроры Иван.

- И соседка у нее была нисколько не хлипче. И по повадкам видать бедовая, - Никита сладко потянулся - аж косточки хрустнули! - и зажмурился. "Впервые за всю поездку размечтался наш вожак!" - одобрительно подумал Иван. А Никита, раскрыв глаза и увидев, что к их разговору прислушиваются сторонние пассажиры, неожиданно строгим голосом сказал: "Пошутили - и будет. А то, неровен час, кто и впрямь подумает, что мы отпетые бабники".

- Ты... это... тово... сынок, грозным словом плоть свою не трави, наставительно заметил мужичек в опрятном зипуне и картузе. И в очередной раз пощупав крепкие мешки под лавкой, на которой сидел, завершил свою мысль: - Плоть - она сильнее любого слова...

Подошли изрядно запыхавшиеся танцоры. Сергей галантно предложил стул Элис и она, помахав кому-то в глубине зала рукой, села напротив Ивана.

- Что будем пить? - усаживаясь слева от нее, спросил Сергей.

- Водка! - задорно выкликнула американка. - В Россия пить толко водка.

Сергей подвинул ей фужер, наполнил его до краев, спросил: "За что будем пить?" Она достала из сумочки разговорник, полистала его, радостно произнесла по складам:

- На здо-ро-вья!

- На здоровье и на брудершафт! - добавил Сергей. Элис согласно кивнула, зажмурилась и мелкими глотками выпила полфужера. И уронила хрустальную посудину на пол.

- Где пьют, там и бьют, - бесшабашно заявил Сергей, обнял ошалевшую Элис и поцеловал ее долгим поцелуем в губы. "Знай наших! - одобрительно думал, глядя на приятеля, Иван. - Хватает все, что шевелится. А тем более такую милашку. И в перерожденцы никто не запишет. Бобыль. Жену потерял в гражданскую. В одном бронепоезде по Югу колесили. Впрочем, если бы он и был женат, его вряд ли бы это сдержало. Прирожденный любовник-террорист". Полчаса спустя Сергей встал, оперся ладонями о стол и предложил:

- Айда гулять по ночной Москве. Лихача я уже заказал.

Он посмотрел на затянутые изморозью окна, на глубокое декольте Элис, добавил: - Холодно не будет, там медвежье покрывало.

- Я не могу, - поспешил отказаться Иван. - Ты знаешь, у меня утром встреча в Наркомпросе.

- Знаю. Потому не настаиваю.

- Что есть "айда"? - заинтересовалась Элис.

- Это значит... это значит "давай отправимся", - с запинкой пояснил Сергей.

- А что есть "лихач"?

- Чисто русский феномен, - улыбнулся Иван, глядя на пытавшуюся отыскать это слово в разговорнике Элис. - Там его наверняка нет. Это скоростной извозчик.

- Извозчик хочу! - захлопала в ладоши Элис. И тут же поморщила носик, скривила губки: - Такси нет хочу. Моя журналист, такси во! - она приставила ладонь ребром к горлу. Сергей незаметно сунул воспротивившемуся было Ивану деньги, прошептав: "Не дури, казенные". Помог встать Элис и, уже отходя от столика, бросил через плечо:

- Вот так и начинается работа!

И подмигнул.

- Что есть работа? - удивилась Элис. - Айда гулять с этот... ли-хач... есть работа?

- У нас нынче все работа, - не смутившись ни на миг, взял ее под руку Сергей. - Гулять - работа, работать - работа, любить - тоже работа.

- Любить - работа, - протянула Элис. - Это есть любопытный. Это есть хороший тема для мой новый ст?тья.

Особенно рассмешило Сергея то, что она поставила в последнем слове своего монолога ударение на первый слог. Кутая ее в мохнатую доху, он целовал ее ноги, щеки, волосы, любовался глазами, в которых сквозь танцевавшие на ветру снежинки светилось отражение лунных лучей.

- Пааашел! - крикнул, наконец, Сергей. Гикнул. Свистнул в четыре пальца.

- Па-шель! - вторила ему мальчишеским дискантом Элис. Тоже попыталась свистнуть. Засмеялась: "Нет могу!" Конь всхрапнул, поднялся вдруг на дыбы и - рванул с места галопом. Вдоль, вдоль Охотного ряда, мимо "Метрополя" и "Савоя", вверх к Лубянской площади, и дальше, дальше по Мясницкой, обгоняя редкие трамваи и авто - иэээх, веселей, залетные!

Сергей снимал комнату в Сокольниках. Он легко внес Элис на второй этаж, осторожно поставил на скрипевший пол, достал из кармана пальто новенький немецкий фонарик.

- Это есть... это есть... - Элис, разглядывая уставленный по стенкам сундуками, корытами, старой рухлядью коридор, пыталась найти подходящее русское слово.

- Это есть коммуналка, - подсказал ей Сергей.

- Ооо, коммуна, - закивала она радостно. В этот момент в самом конце длинного коридора распахнулась дверь одной из комнат и в свете керосиновых ламп в дверном проеме возникли две долговязые фигуры. За их спинами слышались мужские и женские голоса, патефон наяривал блатную песенку Утесова: "Гоп со смыком это буду я..."