С этими словами он стукнул газетой по столу и смахнул на пол несколько расплющенных тараканов.
— Как вот этих прусаков.
— Малина? — удивилась она. — Raspberry? Не понимай.
— «Малина» на воровском жаргоне — место сходки, тайный притон.
— А, теперь понимай. Но опасно, бандит много!
— Воюют не числом, а уменьем, — улыбнулся Сергей. — Кроме того, — он подошел к дивану, вынул из-под него маузер в деревянной кобуре, — есть вот это. Не пистолет, пулемет. Награда за Гражданскую войну.
Они выпили по три рюмки душистой, тягучей вишневой наливки, заев их малесенькими шматочками розового сала («мамо прислали из дома, с-под Винницы»), когда в дверь трижды раздался деликатный стук — тук, тук, тук. Не говоря ни слова, Элис взмолилась взглядом: «Don't open, please, don't open the door, darling!» Сергей поднес палец к губам — тс-с-с. Вынул маузер из кобуры, неслышно подошел к двери и резко распахнул ее. В коридоре стоял мужчина лет сорока пяти, в модной, кирпичного цвета, тройке, галстуке-бабочке, оранжевых замшевых штиблетах. За его спиной понуро переминались с ноги на ногу Рашпиль и его приятель. Через пять минут Сергей вернулся.
— Приходил пахан, — сказал он. — Ну, пахан — это главный бандит. Извинялся. И эти двое прощения просили.
— Сила есть хорошо, гангстер очен понимайт, — улыбнулась Элис, хотя в глазах ее оставалась тревога. Родившись и прожив все свои двадцать три года в Чикаго, она слишком хорошо знала повадки и нравы преступного мира. — Чикаго есть столиц гангстер.
— Ага, Аль Капоне читали. Только таких смелых, как он, единицы. Бандит по натуре трус, — убежденно проговорил Сергей. — Скоро мы их всех изведем под корень. И они это чувствуют.
— А это моя чувствуй! — лукаво улыбнулась Элис. И вдруг выкрутила фитиль лампы. Через несколько секунд она обняла Сергея за шею, и он вздрогнул от неожиданности, ощутив ее обнаженное тело.
«Почему меня так будоражит, так волнует женская грудь? — думал он, лаская ее маленькие твердые соски и весь переполняясь поющей нежностью к этой едва знакомой американке. — Грудью меня кормила мать, каждый детеныш вскормлен грудью. Начало жизни. Исток жизни…»
***
Утро было веселое, солнечное, снежное. Была еще только половина девятого, и Иван сошел с «аннушки» у Покровских ворот, решив пройтись до Наркомпроса пешком. Деревья на бульваре стояли по пояс в снегу. Он слепил, искрился мириадами разноцветных крупинок. Мальчишки и девчонки бежали в школу, взрослые торопились на работу. На очищенном от снега Чистопрудном льду юноши и девушки сдавали нормы ГТО по конькам. «Как и мы с Сергеем, когда учились на рабфаке, — вспомнил Иван. — Счастливые денечки!» Правда, их любимым видом спорта было плаванье.
Однажды летний отпуск они проводили вместе. Получили бесплатные профсоюзные путевки в лучший ялтинский санаторий и три недели блаженствовали в бывшем царском дворце. В длинных — по колено — черных сатиновых трусах, голубых с белыми воротничками футболках, легких желтых тапочках друзья «рассекали» по аллейкам божественного парка в поисках подходящих объектов страсти нежной. Заводили знакомства на пляже, на танцплощадках, в многочисленных кафе и духанчиках. Трижды сдали нормы ГТО по плаванью с тем, чтобы их засчитали за коньки и лыжи. Однажды заплыли в море километров на пять и попали во внезапно разыгравшийся шторм. Девушки, отправившиеся вместе с ними, были опытными спортсменками. Обе волжанки, Маша из Самары, Клава из Саратова, они переплывали широченную матушку-реку туда и назад не раз и не два. Однако одно дело — река, даже такая могучая, как Волга, и совсем другое — море, когда оно ненароком взбунтуется. Последние триста метров Сергей и Иван, напрягая все оставшиеся силы, тащили девушек на себе. На берегу собралась толпа, люди, затаив дыхание, следили за отчаянной борьбой смельчаков со стихией. Толстяк и балагур шашлычник Гурген из стоявшего на самом берегу ресторанчика «Гамбринус-II» то и дело приговаривал:
— Кто так далеко заплывает, а? Только сын ишака! Вах, они еще красивый девушка за собой таскает. Тьфу, совсем неприлично. — И он чесал потную плешь и, неодобрительно покачивая крупной головой, взволнованно отхлебывал из стакана красное вино.
К выбравшимся наконец на берег пловцам и пловчихам, обессиленным и измотанным, подошел заместитель директора санатория по политической части, «вычекист» (так его звали за глаза и сотрудники и отдыхающие) Ковтун.
— Так, — заложив руки в карманы галифе и покачиваясь с носков на пятки своих тяжелых кованых сапог, начал он. — Нарушаете все порядки. Так? Так. Пример разлагающий подаете. Так? Так. Теперь, допустим, вы тонете. Так? Так. Что получается?