– Тебе, милая, посылка тут, – тихонько понизив голос, сообщила она Лиде. Вообще проносить в палату реанимации что-либо строжайше воспрещалось, но нянечка, проработавшая здесь почти всю свою сознательную жизнь, иногда эти запреты обходила. Особенно если видела, что пациент не жилец. А в том, что женщина долго не протянет, сомневаться не приходилось. Совсем неважно, какие там у нее травмы и какие чудесные руки у Ивана Ефремовича. Он все равно ей не поможет, потому что женщина не хочет жить.
– Как… – снова Лиде не удалось выдавить из себя вопрос «какая?».
– Сейчас принесу, – понизив голос до заговорщического шепота, пообещала санитарка и, словно старая хромая утка, заковыляла прочь.
Посылка? Какая еще посылка? Лида ничего не понимала, и слова нянечки донеслись откуда-то из глухого тумана. Ей конец. Она станет овощем и просто сгниет в какой-нибудь богом забытой дыре, где ее каждый день будут попрекать куском хлеба и считать часы до того момента, когда она испустит дух.
– Вот, милая, давай распакую, – добрая нянечка довольно быстро вернулась и снова склонилась над Лидой. В руках она держала небольшую продолговатую темно-коричневую картонную коробочку. Надпись латиницей – «Lidiya Ulitkina». Лида на мгновение оторвалась от своих горестных размышлений и уставилась на коробку. Что это?
– Я распакую? – полувопросительно поинтересовалась нянечка.
Лида моргнула в знак согласия. Нянечка ловко подцепила желтым растрескавшимся ногтем кусочек скотча, надежно защитившего содержимое посылки от любопытных глаз, и потянула за него. Скотч поддался не сразу, и нянечке пришлось несколько раз повторить свои попытки, постоянно косясь на дверь: увидит Иван Ефремович – головы не сносить. Наконец-то ей удалось поддеть уголок, она быстро содрала защиту и осторожно достала из коробочки предмет, завернутый в пленку с пузырями, которые так сладко лопать.
– Что-то хрупкое тебе прислали, детонька, сейчас посмотрим, что это, – приговаривала нянечка, разматывая пленку слой за слоем – неизвестный отправитель постарался на славу, защищая свой хрупкий груз.
Едва последний слой был снят, как нянечка замерла в восхищении, а Лида, та и вовсе открыла рот, глядя на вещицу, которую старуха держала в руках.
Фарфоровая статуэтка прекрасной дамы. Нет, не так. Произведение искусства, гостья из потустороннего мира, невероятным образом воплотившаяся на этой земле благодаря стараниям гениального мастера. Даже с расстояния Лида видела тончайшие черты лица. Волосы, собранные в высокую прическу, были раскрашены таким невероятным образом, что создавалось впечатление, будто бы кто-то на краткий миг отвел руку со щеткой для волос и сейчас снова продолжит их взбивать. Тонкая шея цвета слоновой кости с легким голубоватым отливом. И платье. Что это было за платье! Цвета солнца, на которое смотришь сквозь розовую сладкую вату. Воздушное, пронизанное сотнями мельчайших дырочек на подоле, создающих иллюзию движения. Дама словно только что присела на позолоченный стул и слегка улыбнулась. В руках она держала веер.
– Красота какая, – наконец-то выдохнула нянечка, переводя взгляд на ошарашенную Лиду, – сколько же такая может стоить?
– Не знаю… – попыталась выдавить из себя Лида, но ей это снова не удалось.
– Тут еще и письмо есть, – вдруг спохватилась нянечка, заглядывая в коробку и доставая из нее тончайший лист бумаги. Он словно кричал об изыске, роскоши и больших деньгах. На нем что-то было написано от руки. Разумеется, чернилами, слегка проступившими сквозь тонкую бумагу.
– Читай… – едва слышно попросила Лида, и нянечка, отведя руку от глаз как можно дальше, чтобы строчки не сливались воедино, принялась читать:
«Дорогая Лида, позвольте мне так к Вам обратиться. Я хочу поблагодарить Вас за спасение моей жизни в аэропорту Франкфурта и преподнести небольшой подарок. Это статуэтка Катарины, первая фигурка, созданная немецкими мастерами и положившая начало многовековой традиции мейсенского фарфора.
Как вы, возможно, знаете, европейские мастера долгое время бились над секретом китайского фарфора. Многочисленные попытки воспроизвести нечто подобное в Европе неизменно оканчивались провалом. А китайцы стойко хранили свой секрет, отказываясь продавать его даже за огромные деньги. В начале восемнадцатого века философ, математик, физик и геолог Эренфрид Вальтер фон Чирнхаус вместе с алхимиком Иоганном Фридриком Бёттгером смогли изготовить первые изделия из красной глины, но им никак не удавалось достичь молочной белизны китайских изделий. По легенде, Бёттгер решил эту проблему совершенно случайно.