Он не решался долго. Сомневался. Но моя склонённая поза и невинный тон сделали своё дело. Контрольный:
— Большое спасибо. — Я никогда не благодарил его.
Кажется, так, как сегодня, его я не задевал.
Я был свободен, но руки и ноги слабо подчинялись. Когда Яков вышел, я поспешил подняться и чуть не упал. Удержал равновесие. Ноги казались тростинками без силы. Руки не лучше. Я, держась за стену, попытался размять колени, стопами почувствовать поверхность, на которой оказался.
Отзыва почти не было.
Стоит ли перенести побег?
Нет. Нельзя. Иначе от меня ничего не останется.
Яков вернулся с ужином. В тарелке пюре и тефтели.
Он сел напротив меня.
— Как ты? — на этот раз он спрашивал явно из чувства тревоги.
— Вроде бы начало отходить. Я не уверен. — Для вида попытался сжать пальцы.
— Попытаешься сам? — спросил он, указывая на тарелку.
— Нет, — я не верил, что скажу без отвращения: — Покорми меня.
Эта фраза осталась без его внимания, а мне она стоила тех остатков гордости, которые я сумел сохранить в углу разума.
Ложка за ложкой порция уменьшалась, и, чем меньше оставалось, тем увереннее в моей голове становился голос: «Сейчас или никогда, после не будет и шанса, сейчас, прямо сейчас. Ещё четыре ложки».
Я разделил глазами количество. Немного. Совсем чуть-чуть. Осталось две, я немного прожевал и проглотил. Живот пучило. Мне начинало казаться, что я не справлюсь, не смогу, что всё это – плохая и бредовая идея, и одновременно я думал, что надо приступать, потом будет поздно. Прямо сейчас.
Я открыл рот. Ложка поползла внутрь и будто замедлилась. Я смотрел на остатки размазанного по дну тарелки пюре. Дыхание спёрло.
Не разрешая себе вздохнуть, я резко поддался вперёд. Ложка коснулась горла. Рвотный рефлекс сработал на должном уровне. Горло свели судороги, и содержимое желудка вырвалось наружу.
Последний раз меня рвало в младших классах, и ощущение, которое я испытал в тот момент, было неприятным, но я обнаружил, что оно куда лучше прикосновений Якова.
Разжиженное пюре, пережёванный фарш и рис, кажется, что-то с обеда в примеси с желудочным соком почти однородной массой заляпали футболку и штаны Якова. Я попал и на себя.
Горло сводило насильственным сокращением мышц, пока не прозвучала отрыжка, с которой из меня вышли последние остатки ужина. Я попытался сплюнуть – впервые за долгое время слюна оказалась жидкой.
— Прости, — невнятно пробормотал я от счастья, не поднимая головы.
— Как ты? — спросил он без всякой неприязни, словно шоу с излиянием и не произошло.
— Нормально, — отпустил я, поднимая заплывшие глаза. — Что я с тобой сделал?.. Иди лучше переоденься, — невзначай посоветовал я.
— Точно всё в порядке?
— Точно. — Я слабо закивал.
Яков немного притормаживал и, кивнув, быстро покинул комнату. Я слышал его шаги – четыре длинных и один короткий. Он остановился. Возможно, ищет вещи.
Я встал с кровати и пошатнулся. Голову потянуло вниз, но я опёрся руками на кровать. Смахнул с лица остатки непереваренного ужина, сплюнул, чтобы очистить рот, и перевёл дыхание. Горло сводило. На ногах сказывалось истощение – приливы возбуждения не помогали мне, только сильнее указывали на усталость и невозможность работы конечностей.
Так не пойдёт. Я не упущу этот шанс.
Я должен сделать всё быстро. Одним рывком. На это и поставил, разгибая колени через сопротивление – суставы схватились как клей, но были под моим контролем. Руками и телом я вытянул себя, поставил на ноги и, не задумываясь, рванул.
Спешка была ошибкой.
Только я переступил порог комнаты, как столкнулся с Яковом. В его руке было полотенце. А я мог додуматься, что первым делом он решит позаботиться обо мне, а не о себе. Но не додумался.
Не сумев вздохнуть, я замер, поднимая на него глаза. Он был ошарашен не меньше моего.
Я оцепенел. Потерял несколько драгоценных секунд и вспомнил, точно вспыхнула искра, что мне нужно атаковать. Взглядом я зацепился за дрова в углу и уже было ринулся к ним, но Яков перехватил, прижимая к себе. Спина похолодела.
Он оказался ужасно сильным. Я ничего не мог поделать.
— Отпусти! — разве что орать, срывая глотку.
Он повалил меня и прижал к полу, сжимая кольцом плечи и грудную клетку. Я не мог вздохнуть. Рёбра упирались в его руки. Мои потуги едва показывали результат.
— Отпусти меня! — и это единственное, что я мог кричать, ощущая, как тот самый шанс ускользает из рук, как рушится моя жизнь в очередной раз, как всё идёт в никуда.
Яков сдавил сильнее, из меня вышли последние капли. Я не мог сопротивляться, и тело слабло. В глазах темнело. Я мысленно держался, но хватило меня ненадолго – истощились даже мысли. Восприятие отказало.
Яков накрепко связал меня, как раньше: по рукам и ногам. Времени у него ушло предостаточно. Я вырывался, дёргался, но от попыток не было толка. Он не проронил ни слова, не изменился в лице: только перестал моргать и сильно сжал губы, что они побелели. Его равнодушная реакция пугала сильнее всего.
По ней нельзя было сказать, что он предпримет следующим. Что сделает со мной.
Оставив меня на полминуты, он вернулся с таблетками и водой. Я стиснул зубы и с отвращением смотрел на упаковки.
Что это? Зачем?
Яков выдавливал зелёные таблетки, пока блистер не опустел и не превратился в рваное решето, затем он взял несколько белых из разных упаковок.
— Пожалуйста, открой рот, — строго и безразлично произнёс он, точно робот.
Я плотнее сдавил челюсти и с вызовом смотрел на него.
Ничего не получишь от меня. Я ничего не сделаю.
Яков и взглядом не повёл. С силой перевернул на спину и сел сверху, извиняясь. Таким образом он не давал мне перевернуться. Я повернул в сторону голову и прижался к постели, но Якову это не мешало. Одной рукой он схватил за лицо, разжимая челюсти пальцами. Я сопротивлялся сколько мог. Давление было таким сильным, что в конце концов ряды зубов оторвались друг от друга, но я не размыкал губ.
Яков давил и не останавливался, а, когда показалась брешь, засунул таблетки в рот. Я хотел выплюнуть, вытолкнуть языком, но Яков прижал нижнюю челюсть к верхней, и я не смог. Свободной рукой он потянулся к воде. Оболочка таблеток начала распадаться во рту. Я ощутил запах антибиотиков. Слюна копилась, но я не сглатывал. Судорожно дышал и выпускал слюну тонкой струёй между губами, чтобы унять желание сглотнуть.
Яков напрягся лицом, о чём-то интенсивно размышляя.
Выходом его мыслей стало решение ослабить хватку. Я хотел воспользоваться, вытолкнуть столько таблеток, сколько успею, но вода заполнила рот. Яков тут же зажал челюсти и, откинув стакан, нос.
Даже если бы я захотел вздохнуть, мне бы пришлось проглотить воду вместе с таблетками, но Яков оставил меня без выбора. Я барахтался под ним, пытался согнуть ноги, неясно зачем, вертелся из стороны в сторону, но положение моё не изменялось, а воздуха в организме становилось меньше. Он паниковал – сердце билось, а я, не думая, старался избавиться от воды в себе.
Она пошла через верхнее горло, в нос, но и там не вышла. Яков надавил, призывая глотать. Конечности и глаза задёргались. Я на автомате вдыхал – но ничем не мог заполнить лёгкие.
Горло просело. Судороги в животе вызывали тупую боль.
Я проглотил: вместе с водой и таблетками я получил бонусом немного воздуха. Ещё один непосильный глоток, и мой рот был пуст. Застрял запах медикаментов.
Яков убрал руки.
Я жадно хватал воздух, который теперь свободно проникал в меня, но не притуплял запаха таблеток. Меня одёрнуло.
— Что… — Я подавился воздухом, разрешая себе маленькую передышку.
Один глубокий вздох, второй. Я ненасытно поглощал его и не мог остановиться. Он разливался живительной силой по крови, которые несла его ко всем частям тела. Я дышал быстро и поверхностно.