Когда на улице стемнело, когда время перевалило за девять, а молчание начало напрягать, я сказал, через силу и нехотение, через сопротивление мышц в горле и боль в голове, что мне нужно идти. Я не хотел, и я знал, что это всё написано гримасой неприязни на моём скрюченном лице, но я произнёс мысль вслух. Толя не мог её проигнорировать.
Я встал из-за стола, но из кухни не вышел. Не сумел заставить сдвинуться себя.
Нужно пережить очередную ночь в пустой квартире, где буду настоящий я и бесплодные проблемы, которых я не смогу избежать в своей голове.
— Я тебя провожу, — неуверенно, но утвердительно сказал Толя, за что я был очень благодарен.
***
Он проводил меня до двери. Остался со мной, как поддержка, пока я искал ключи – с переполоху забыл, куда положил. Когда нашёл, крепко зажал в пальцах и глубоко вдохнул.
«Долго я собираюсь бояться?» – так подумал тогда.
Мне необходимо отмести ненужные мысли и постараться взять себя в руки.
Я вставил ключ, повернул один раз, второй и что-то снова мне показалось неправильным. С непониманием я смотрел на ключ в замке. Глаза сохли.
— Илья?
— Опять, наверное, чудится, — решил я, но голос уже выдал мой страх.
Я открыл дверь. Свет заливал коридор. Было тихо и неприступно. Одинокая квартира без постоянно проживающих в ней людей. Я всматривался в дверные проёмы, в узоры обоев, искал, что не так, что отличается, что не принадлежит мне. Ничего не попадалось на глаза: всё на месте. Или относительно на месте: не помню точное расположение шапок и обуви, но их количество не изменилось.
Я прикусил губу, шаря глазами по квартире за границей порога.
— Давай я проверю, — Толя снова пришёл на выручку.
Увидел, как нелепо со своей настороженностью на грани фобии выглядел я. Пожалел. Кивнул и зашёл. Я испугался за него, взялся за дверь, наблюдая и вздыхая пугливо с каждым его шагом. Он тоже был осторожен, но, в отличие от меня, решителен, готовый к действиям.
Толя заглянул в комнату матери. Постоял, повертел головой, ничего не увидел и двинулся на кухню. Там он бросил взгляд вокруг и перешёл к туалету. Моё сердце колотилось, а ладонь, схватившая дверную ручку, вспотела. Я смотрел, не моргал. Во рту сохло, слюна вязла. Мне очень хотелось пить.
Толя открыл дверь ванной. Даже я увидел, что там пусто. Последней оказалась моя комната. Толя оттолкнул дверь и начал осмотр с левой стороны, одновременно делая шаг внутрь и поворачивая голову.
За грудиной сердце забилось чаще.
Я распознал странное чувство. И я не знал, было оно вызвано тем, что свет в коридоре я не включал, или тем, что шапку и шарф я кинул на пороге, а не закинул на вешалку. В ту же секунду Толя вздрогнул и сделал шаг назад, подтвердив мои опасения, которые казались лишь плодом одинокого ума.
Я не мог себе представить, что он увидел, и подошёл. Толя отреагировал сразу:
— Илья, не смотри!
Но не успел закрыть от меня надпись над кроватью: «С Новым годом, Илья», – которая была выведена большими буквами красной, густой краской. Такой тёмной и живой, что я не мог сомневаться в том, что на самом деле это – кровь.
У меня перехватило дыхание. Ноги подкосились. Я моментально оказался на полу, хватаясь за стену, за дверной косяк. Толя сел рядом, доставая телефон.
Меня поглотил жар: я испытывал его изнутри и снаружи. Воздух не доходил до лёгких. Дыхание стало отрывистым и частым. Голова закружилась. Узоры на ковре заплыли. Я хотел завыть: от страха, от непонимания, от ужаса, который предстал передо мной. Все мои чахлые попытки убедить себя в «совпадениях» были разрушены. Я – цель. Кто-то делает это намеренно. Кто-то хочет стравить меня.
И у него это прекрасно получается.
Я варился в пуховике, но не мог предпринять каких-либо действий, чтобы освободить себя. Пальцы левой руки еле хватались за опору, правая рука лежала неподвижно. Взгляд не фокусировался. Пол отрывисто ходил подо мной, я не мог поймать его. Я не разбирал тех слов, которые говорил Толя, я не понимал, что они означали – его речь превратилась в испорченный сигнал, передаваемый радиоприёмником древней модели. Как и моё восприятие, починке он не подлежал.
В какой-то момент стало безумно легко, разум словно заплыл, и я чуть было не потерял сознание, хватаясь за рукав Толиной куртки. Он был здесь, со мной, но ткань выскальзывала из рук. Я терялся в пространстве. Я потерялся в ощущениях: моя голова, как вулкан, была готова извергнуть своё содержимое. Мой организм работал на износ: в тупом приступе боли сердце устало выполнять свои функции, отсох не только язык, но и глотка, сухость пробиралась глубже, словно собиралась достигнуть каждой альвеолы лёгких, кишки сколько раз перевязались, что превратились в ком, стягивая живот внутрь, в себя.
Меня засасывало.
***
Толя вызвал полицию. По факту проникновения в квартиру.
Я не мог прийти в себя, когда Толя успокаивал словами, предлагал выпить воды или хотя бы присесть. Я так и не вернулся в норму, когда в дверь постучали: не смог повернуть голову, не сразу понял, что стук был именно стуком – я воспринял звук, как нечто отдалённое, вне квартиры, вне качественного восприятия.
Пришли двое полицейских и начали задавать вопросы. Толя говорил кратко, быстро и чётко. Он знал, что от него требуется. Показал комнату, а я думал, как спрятаться от глаз, от взрослого голоса, который спросил, как я. Второй выругался, когда зашёл в комнату.
Если я бы мог отделаться одним матерным словом, я бы давно голосил на улицу знакомые выражения. Но я так не мог – все чувства пропали. За неподдающейся контролю паникой меня настигло ледяное равнодушие, но стояло оно у края спокойствия, переступив, который я снова потеряю себя и перестану понимать, что происходит.
Рассказывая, Толя не забыл упомянуть про пакеты. Не специально. Когда он начал говорить, то сообразил, что говорит о том, чего не спрашивали. Замялся. Поймал мой взгляд, а я слабо кивнул – лишним уже не будет. Я сам не знаю, когда смогу заговорить.
Я и не хотел говорить. Ведь тогда мне придётся снова думать о пережитых днях, когда я считал, что моё психическое здоровье под угрозой, а в голове – бред.
========== 5. ==========
— Где твои родители сейчас? — спросил полицейский, который остался со мной.
Для обоих стало сюрпризом то, что жилец квартиры – не Толя.
— Их… нет.
«В городе,» – самое важное я не произнёс. Не смог выдавить.
— Когда будут?
— Не знаю.
«После новогодних каникул,» – такой ответ их не устроит. Появятся новые вопросы, на которые я не смогу ответить.
Оба видели, что я не в состоянии сказать путное. Особенно после того, как снова увидел «поздравление». Мне пришлось посмотреть на надпись, чтобы «высказать предположения». Единственное, в чём я был уверен, что никогда ещё мурашки на затылке не казались мне клопами с ледяными зубами, которые грызли кожу, с намерением обглодать череп, усиленно и часто впиваясь в плоть.
Кроме букв, на стене были нарисованы большие лампочки. Все нанизаны на нить. Когда я вобрал картинку целиком, то понял, что это – пресловутая гирлянда. Этот кто-то решил украсить мою комнату.
В глазах закололо. Я заморгал и опустил взгляд на кровать. На подушке – я не заметил раньше, Толя, возможно, увидел, но не разобрал, – белый пакет с тёмным содержимым. Он просвечивал. Нечто размером с голову козлёнка. Другая голова: тёмная, срезанная с живого существа, кровоточащая определённый период времени. На пакете оранжевая эмблема магазина.
Я схватил себя за плечи и уставился в пол, дыша через рот. Меня начало тошнить. Чем сильнее чувство напоминало о себе, тем глубже я пытался всосать воздух ртом, чтобы подавить рефлекс. Я знал, что это должно помочь, но дыхание прерывал кашель, и чувство тошноты мигом заменяло физическое облегчение.