Ну что ж, посмотрим, что там за «культура народов мира». Я стремительно повернула к метро.
В подземке, как обычно, ошивалось огромное количество разных пройдох. Лично мне было просто их узнать по особому алчному блеску глаз и неповторимой кошачести движений. Впрочем, были ещё и другие, более глубинные признаки. Если прищуриться и взглянуть искоса, не концентрируя взгляд, то на руках видны потёки грязи, чёрной, как дёготь. Вот тебе и минус положения молодой волшебницы: эти видения, к примеру, вызывали стойкое отвращение.
Устроившись на сиденье, я с внимательным интересом стала оглядываться по сторонам: новые способности усиливали проницательность, и стоило задержать взгляд на человеке, чтоб прочитать его, как книгу. Вот, например, миленькая такая домохазяечка. Чёлочка, как у пони, глазки томные, улыбочка дежурная. Первый взгляд — неплохо, но слегка фальшиво. А всмотришься чуть глубже — и сердце леденеет. И зависти сколько, и злобы, и лживости. И любви в сердце никакой нет, и не счастлива она вовсе, как другим показывает. Мужа своего за подлость и «девочек» просто ненавидит, а слова не скажет, только улыбается и дома сидит, ведь спутник-то богатый попался, не хочется кошелёк терять.
А вот сидит исключительно благостный на вид дяденька: всё прилизано, всё убрано, ничего личного. Такой себе милый скромный трудоголик. В мышиного цвета глазах вечный вопрос: «Чайку не желаете?». Но ручки-то в грязи! Какой-нибудь финансист или секретарь, наверное…
А напротив стоит и нежно смотрит на меня явно пожилая женщина, только уж очень ярко раскрашенная. Надо же — ногти розовые. Вся такая чопорная, вальяжная. Хотя за маской видно подлость и трусость. И несусветную злость на тех, чья весна ещё не позади. Женщина смотрела на меня, явно ожидая, что я ей уступлю место. Я только мягко улыбнулась и пожала плечами. Мгновение спустя я отвернулась от опешившей от моей наглости матроны.
А вот стоит действительно неплохой экземпляр. На первый взгляд — совершенно замороченный работой дяденька. Но всмотришься глубже — и видишь, что он едва ли не единственный в этом вагоне, кто думает о других, а не о себе любимом. Его мысли были дома, с теми, кто был ему дорог. На мой взгляд, он был не в меру педантичен, но никто не знает, что б я увидела, поглядев на себя. Жизнь — не магазин, и на нас не вешают ценники. И я не хотела бы знать, что увидят со стороны во мне другие.
Скрипучий инфантильный голос объявил о прибытии на нужную остановку. Я вышла.
— Стой, красавица, погоди! Послушай меня!
Я удивлённо оглянулась. Нет, это издевательство. Сколько можно уже? Опять гадалка!?
А это, видимо, таки была гадалка. Кому ещё в здравом уме придет в голову нарядиться в цыганский костюм среди жаркого летнего дня? Бабка стояла и смотрела на меня с сочувствием.
— Проклятие на тебе, бриллиантовая! Позолоти ручку — сниму!
Особа тараторила ещё что-то, но я уже не слушала: смотрела только в глаза, и мне казалось, что они завораживают, постоянно меняют форму. Рука отчего-то потянулась к карману. Эта женщина мне показалась такой доброй. Отдам ей все деньги — и она снимет с меня ужасное проклятие…. В сознании вспыхнул яркий тревожный огонёк.
Я уставилась на цыганку. Наши взгляды скрестились.
«Иди прочь!»- крикнула я мысленно. Женщина отшатнулась, с недоверием и непониманием глядя на меня. Она попробовала ещё раз использовать на мне свой гипноз, но дороги в моё сознание ей больше не было.
— Банк закрыт, сейф увезли, — сказала я, и, развернувшись, пошла к входу в музей.
Надо признать, он смотрелся очень неплохо. Экспозиция была интересная, в помещении было прохладно. Тут были представлены экспонаты из многих стран мира, веяло историей и тишиной могилы. К тому же, на горизонте не наблюдалось никого приблизительно моего возраста. Честно говоря, после недавних событий у меня возникла нездоровая аллергия на развлечения ровесников. Видимо, переобщалась. Из молодняка наблюдалась парочка маленьких оболтусов, которых мамы явно затащили сюда просвещаться. Видимо, женщины просто не нашли другого места для того, чтоб обсудить причёску соседки. Пока они по ходу дела обмусоливали данный вопрос, один из юных гениев попробовал отвинтить голову какой-то статуэтки, изображавшей не то корову, не то Богиню-Землю. Зазвенела сигнализация, прибежал сонный охранник с дубинкой, так что на некоторое время музей превратился в филиал московского цирка. Сполна насладившись зрелищем, я перешла в другой зал.