Но прежде чем Иван IV смог сурово покарать за эти вынужденные переговоры своих советчиков (летом 1570 года на плаху сложила свои головы большая часть московских сановников, во главе с несправедливо обвиненным в тайных сношениях с польским королем печатником Иваном Висковатым), он обрушил свой гнев на самих послов. Поводом для этих возмутительных деяний послужила не вполне обдуманная реакция самих гостей, которые посмели усомниться в царской щедрости и открыто выразили свое неудовольствие полученными подарками.
Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что всего лишь несколько лет назад, в 1562 году, царские дипломаты сами спровоцировали подобный инцидент при датском дворе – после подписания важного трактата – а одним из главных виновников того был именно «канцлер» Висковатый. Упомянутый эпизод позволяет более точно проиллюстрировать значение самих даров в московской политической доктрине, и одновременно указать на истинную подоплеку притеснений, какие испытали на себе «неблагодарные» посланцы Ягеллона.
Согласно этикету, русские дипломаты по окончании своего посольства были одарены Фредериком II. Оба великих посла – князь Антон Ромодановский и печатник Иван Висковатый получили тогда от датского монарха по золотой цепи с крестом, украшенным брильянтами, а также по золотому кубку; немногим более скромные дары получил также и посольский секретарь, дьяк Петр Совин.
Послы не скрывали своего разочарования, печатник же весьма дерзко заявил: «Государево жалованье королеве велико, да только моих поминков и в полы не стоит» («велика щедрость королевская, только лишь с моими дарами и вполовину ей не сравняться»).
Поведение посланников, шокирующее с точки зрения европейского дипломатического протокола, нельзя свести к одной лишь прозаической жадности: согласно требованиям московского посольского обычая, ценность даров должна была соответствовать рангу посольства и отражать уважение хозяев к гостям; из этого проистекало, что дары принимающей стороны должны были превышать ценою дары посольские.
Примечательно, что в ответ на язвительное замечание датских сановников, что, дескать, король одарил их не в торговлю («король вас пожаловал своим жалованьем не в торговлю»), царские дипломаты посчитали уместным претензии свои подкрепить разъяснениями, что они этот своеобразный обмен дарами торговой сделкой не считают, а престиж самого посольства и своего государя блюсти обязаны.
В результате посланники получили обратно свои дары (за исключением нескольких образцов штук восточного оружия и пары заморских диковинок), а, когда же, стараясь предотвратить гнев хозяев, предложили их вновь, разгневанный королевский советник Яков Броконгуз объявил, что Фредерик II «скорее отречется от своей короны, чем прикоснется к какому-либо из их даров».
При всей внешней схожести этих инцидентов, поведение польских дипломатов показалось московской стороне неслыханно дерзким. К послам применили гораздо более суровые, чем приведенная выше реакция датского двора, меры: их резиденцию «посетила» ватага из нескольких сотен опричников, вожак которых «некий Булат» (Булат Арцыбашев – прим. Х.Г.), грубо оскорбил послов.
Несмотря на то, что поведение послов также оставляло желать лучшего, известие о варварском отношении к дипломатам долгим эхом прозвучало при королевских дворах Европы.
Во время правления следующего царя – Бориса Годунова – традиционный сценарий оставался в силе: последующие посольства выступали с дарами исключительно от своего имени. Осенью 1600 года Великие послы Речи Посполитой прибыли в Москву под предлогом передачи Годунову пожеланий доброго царствования, но при этом старались прозондировать почву для возможного объединения обоих государств в один политический организм. Этот незаурядный проект предполагал своеобразный политический дуализм: под властью двух монархов, которых единство должны были олицетворять специальные регалии (двойные короны).
И, несмотря на сохранение своих прежних границ, оба государства должны были заключить меж собой тесный военный союз, учредить общую казну для общей же обороны и, наконец, создать совместный флот на Балтийском и Черном морях. Принимая во внимание трудности испытываемый Речью Посполитой на международной арене (намечающийся конфликт со Швецией, война с валашским господарем Михаилом Храбрым), а также записанные в проекте многочисленные неблагоприятные условия для Москвы, шансы на удачное завершение миссии Сапеги и Варшицкого с самого начала были всего лишь иллюзией, вопреки оптимистическим расчетам ее инициаторов.