Его беспечный смех оказался для нее заразительным. Он вообще, подумала Донна, слишком быстро заражает ее эмоциями, заставляя усомниться в надежности обретенного иммунитета.
Послеполуденный свет плясал в ее волосах, рождая рыжеватые блики на темных прядях. Ему очень хотелось протянуть руку и поймать хоть одного из этих светлячков.
Встретив ее взгляд, он обнаружил там следы прежней сдержанности. И решил подтолкнуть Донну.
— Так почему же мать двоих... Двоих? — спросил он, будто не помня наверное.
Донна шевельнулась, меняя позу. Оказалось, что ее ноги затекли, и рука Фрэнка рефлекторно метнулась поддержать ее. Она окаменела. Было в этом прикосновении нечто, проникающее сквозь вежливую отдаленность, сквозь все защитные слои до самой сути.
Мужчина коснулся женщины.
Донна почувствовала растущее в ней возбуждение и едва не вздохнула, когда он убрал руку.
— Только двоих, — ответила она, стараясь думать лишь о том, что говорит.
Он покачал головой.
— У меня есть племянница и племянник, и я очень хорошо знаю, что двух малышей в «только» не засунешь. Это кинетическая энергия, испытывающая бесконечные превращения, но никогда не иссякающая.
Донна рассмеялась, и, когда улыбка завладела наконец ее глазами, Фрэнк понял, что нашел ключ к ее добровольной келье. Он почувствовал себя увереннее.
— Так почему же мать двоих детей разгуливает вдоль и поперек по голубому небу?
Он пришел к выводу, что Донна — бортпроводник, хоть и не носит формы. Судя по ее поведению в самолете и после посадки, она связана с авиакомпанией. Однако Фрэнку это казалось странным. Бортпроводники, независимо от пола, всегда представлялись ему холостяками, наслаждающимися свободной жизнью, но уж никак не родителями, обязанными заполнять бланки школьной документации и участвовать в благотворительных базарах.
Она вздохнула, прислоняясь спиной к окну. В синее небо вела длинная и нелегкая дорога, но Донна не сходила на обочину. Последний из больничных счетов был уплачен в начале года. Чартерная служба дала наконец положительный баланс. Донна даже смогла отложить кое-что на черный день. Не много, но на усмирение зашалившего датчика расхода горючего хватит, подумала она, улыбнувшись.
— Чтобы заплатить за их еду и крышу над головой, — призналась она, не успев придумать ответа поудачнее. — Ничего другого, — улыбнулась она, — я просто не умею делать.
Глаза Фрэнка окинули ее чувственным, проникающим насквозь взглядом, грозившим добраться до самых сокровенных ее тайн. Тайн, которыми она вовсе не хотела делиться.
— В это я никак не могу поверить.
Донна опустила глаза к пустому стаканчику из-под кофе, изо всех сил стараясь не реагировать на этого мужчину. Но сил не хватало.
— Я водила один из этих самолетов, еще не отпраздновав двадцатилетия. Отец настоял. Он говорил, что это поможет мне понять бизнес.
— Вы водили самолет? — переспросил Фрэнк. Он всегда считал себя очень современным человеком, но, представив ее за штурвалом, несколько опешил. — Погодите минутку, кажется, я чего-то недопонял. Так вы не бортпроводник?
Она рассмеялась, помотав головой. Пожалуй, в этом случае жизнь была бы легче той, которую она выбрала для себя. Стольких проблем сразу бы не стало!
— Нет, в «Веселом ветре» нет такой должности. Но может быть, когда-нибудь мы ее введем.
Вторая часть ответа заставила его задать новый вопрос:
— Мы? Это в переносном смысле или в собственническом?
Она улыбнулась.
— В собственническом. Очень собственническом.
— Компания принадлежит вам?
Она коротко рассмеялась.
— Нет — банку. Он позволяет мне вести дела и проводить долгие часы перед экраном компьютера в поисках способа свести концы с концами и заплатить по всем счетам. Но на бумагах стоит мое имя, если вас интересует это. — Она вздохнула, вспомнив один долгий телефонный разговор на прошлой неделе. — С жалобами следует обращаться именно ко мне.
— Мне не приходит в голову ни одной. — Понимая, что слишком торопится, он все-таки ринулся вперед: — Ваш муж был летчиком?
Она покачала головой.
— Нет, он взял на себя руководство компанией после смерти моего отца, — произнесла она недрогнувшим голосом. Вот тогда и начались неприятности. — Это оказалось ему не под силу.