Приметные длинные волосы медно-рыжего цвета я собрал под резинку в кривое подобие пучка и спрятал под оброненной кем-то фетровой шляпой-цилиндром. Больше нельзя было терять время. Совсем близко разорвалась бомба, и раздались истошные предсмертные крики несчастных, которые не успели спастись бегством.
На вокзале было не протолкнуться. Рупор вещал о том, что прибыло несколько поездов для эвакуации горожан, призывал прекратить панику и не доводить до смертельной давки. Меня зажали в клещи здоровенные наглые тетки необъятных габаритов. Казалось, ребра вот-вот треснут под их напором. Трость пока выручала, она была достаточно прочной, чтобы выдержать колоссальное давление, а ее стальной наконечник подходил для оборонительных болезненных тычков. Зато столь тесные соприкосновения с людьми позволили мне подпитаться их энергией. Сил на дальнейший напор у них поубавилось, а я почувствовал себя намного лучше.
Я не знал, объявлен ли уже в розыск как сбежавший заключенный, не распространены ли на меня ориентировки. Жалел о том, что не владею магией иллюзий, не могу хоть на минуту изменить фотографию в чужом паспорте. Если кто и мог получиться из меня по волшебной специальности, наверное, только артефактор по части механики. И то при условии обучения на профильном факультете. Отец же, без споров и обсуждений, строгим наказом отправил меня сразу по окончании школы в университет государственного управления и международных отношений.
Об академии магии мне даже мечтать не пришлось, отчасти еще и из-за угрозы разоблачения. С детства я знал, что придется пойти по стопам отца. Этого хотела вся моя семья, и сам король надеялся увидеть достойного преемника одного из лучших своих министров… С годами я научился влиять на людей, подчинять их своей воле, хотя, к сожалению, далеко не на всех действовало мое внушение. А еще я умел стирать последние воспоминания жертвы, от которой питался, но полноценного чтения чужих мыслей у меня никогда не получалось.
И вот я подвел весь славный род эрцгерцогов Винкрасов, сам того не желая. Но когда на кону стоит собственная жизнь, не время вспоминать о совершенных ошибках и горевать об упущенных возможностях.
К счастью, дежурившие у каждого вагона полицейские не всматривались в документы. У них была другая задача: щелкая электрическими дубинками сортировать людей, отсекая тех, кто уже не мог втиснуться, но все равно ломился в переполненный поезд. Наглые тетки удобно внесли меня в вагон. Устроившись в уголке, я прижал к себе портфель, который едва не вырвало из моей руки людским потоком.
Поезд тронулся и начал стремительно набирать скорость. Все быстрее пролетали мимо дома, башни, деревья и фонарные столбы. Мерный перестук колес перерос в оглушительный грохот. Паровоз кряхтел и фыркал, вагоны трясло. Слышался детский плач и брань кочегара. Тот ругался самыми скверными словами, не стесняясь женщин и детей, проклиная так не вовремя приказавший долго жить нагревающий магический элемент, который поддерживал нужную температуру в котле.
Мы уже выехали из города и мчались через казавшееся бескрайним поле. Выглянув в окно, я увидел, как падает и взрывается сбитый вражеский аэроплан. Нашим летчикам, противостоящим авиации противника, пока что удавалось расчищать небо над эвакуационным караваном поездов, защищая железную дорогу от разрушения. Но никто не знал, что будет дальше, в следующий миг. Люди едва могли дышать от страха. В какой-то момент паровоз резко подпрыгнул, видимо, наткнувшись на повреждение шпал осколками снаряда. Мастерство машиниста спасло всех нас. Он сумел удержать поезд, не позволив ему сойти с рельсов и улететь под откос.
– Мне нужен помощник! – громким басом прорычал вошедший в вагон толстый кочегар. – Есть тут кто покрепче и посильнее?
Утерев рукой в грязной рабочей перчатке льющийся в глаза пот со лба, он окинул прищуренным взглядом видимую часть длинного вагона, а потом без особого предупреждения схватил меня за руку. Той самой черной от сажи перчаткой вцепился в дорогую ткань костюма. Я подумал, странно, что это меня не особо возмутило. Еще несколько дней назад я бы в такой ситуации закатил скандал и потребовал компенсацию ущерба, угрожая судом. А тут смиренно последовал за кочегаром и, натянув жесткие рукавицы, взялся за лопату для угля. Пока толстяк следил за давлением пара, стараясь его отрегулировать, я выполнял основную его работу – подбрасывал уголь в топку. Глаза щипало от пота и едкой пыли, я почти ничего не видел. Казалось, я нахожусь в самом настоящем аду и эта пытка жаром и копотью никогда не закончится. Непривычные к долгому тяжелому труду руки уже были готовы отсохнуть, когда кочегар подбадривающе потрепал меня по плечу, поблагодарил за помощь и сказал, что дальше справится сам.