…возможно, не проспи я столько времени, я бы успела как-то объясниться с Пашей до прихода парня с грустными глазами.
Вика завозилась в моих объятиях, и мне с трудом удалось оторвать взгляд от приоткрытой двери, за которой слышались звуки погрома.
— Всё будет хорошо, золотая моя. — улыбнулась, тронув подушечкой указательного пальца крошечный курносый нос и тяжело вздохнула.
Позади был ад, впереди — буря. Выбор вроде и был очевидным, а на самом деле его не было вовсе. Не из чего выбирать.
Машка бы так просто не сдалась. Стояла бы на своём до последнего. Обязательно бы что-то придумала и выкрутилась. А я… А я буквально чувствовала, как наваливалась усталость и чувство обречённости давило грудную клетку. Лишившись своего прикрытия личностью сестры, из меня будто ушла вся её сила, хватка, стойкость, дерзость и наглость. Я снова стала собой — необщительной, замкнутой и до жути неуверенной в себе и своих силах. Только агукающая Викуля напоминала мне, что, какой бы я ни была, а прежней мне уже не стать. Нельзя. Да и не получилось бы. Есть для кого отращивать клыки, наращивать броню и стоять до победного.
— Дядя Мажор когда закончит наши вещи разбрасывать, мы пюре яблочное поищем, да? Кажется, я его забыла вчера достать из рюкзака. Любишь же яблочко, моя красотуля?
Вика улыбнулась беззубым ртом, отчего на пухлых щёчках выступили ямочки, и я буквально почувствовала прилив сил.
— Чем ты завтракаешь?
Сердце на миг остановилось.
Я перевела взгляд на дверь и шумно сглотнула. Мажарский стоял в дверном проёме с моей папкой, в которой уже столько документов и бумаг накопилось, что скоро придётся заводить новую, и вид его не выражал ничего, кроме усталости.
— Я редко завтракаю. — сказала и рвано выдохнула.
Готовилась к скандалу, подбадривая себя и заготавливаю оправдания, но секунды неумолимо бежали вперёд, а скандала всё не было и не было.
— Я разогрею вчерашнюю лазанью и приготовлю нам кофе. Обсудим всё нормально. — взмахнув моей папкой, мужчина пересёк гостиную и скрылся за дверями кухни, даже не повысив на меня голос.
— Ты понимаешь что-нибудь, моя золотая? — шепнула дочери, выгнув бровь и скривив губы. — Я вот ничего не понимаю.
Спустя какое-то время, потраченное на поиски детского пюре и размышления, я пришла к мысли, что Мажор, должно быть, просмотрел кое-какие документы и понял — Маши больше нет. Наверное, только законченный подлец смог бы выставить нас из своего дома в ту же минуту. Вот когда он всё хорошенько переварит, обмозгует…
— Саш, давай… Идём. — выглянула из кухни причина моих тяжких дум.
Моё имя в этих стенах, сорвавшееся с этих губ, показалось каким-то нелепым и несуразным звуком.
— Давайте и идите. — не удержалась и поправила Мажарского. — Нас же двое. Вика растёт, всё больше и больше времени бодрствует. Мы вместе пойдём.
— Я… — мужское лицо нахмурилось, — Я не подумал, извини.
Стыд и приступы совести выбили все чувства из моего сердца. Шутка ли? Я его так обманула, даже подозревала в убийстве своей сестры, свалилась с дочерью, как снег на голову, лгала, лгала и лгала, а он передо мной извинялся.
Какой уж тут завтрак? Какой аппетит?
Кусок не лез в горло.
Я всё же села с ним за стол и всецело сосредоточилась на Вике.
— Дай нам чайную ложку, пожалуйста. — единственное, что я смогла выдавить из себя за всё время так называемого завтрака.
А вот Мажор аппетитом не страдал. Уминал лазанью из плоской, белой тарелки и лишь изредка поглядывал в нашу с дочерью сторону. Я бы даже сказала, ел так, аж за ушами трещало.
Справившись с яблочным пюре, мы встали и тут же получили громкий вопрос:
— Куда?
— Походить. — повела плечом. — Иногда у неё болит животик и мучат колики. Мы многое перепробовали, но, кроме активности, нам толком ничего не помогает. На всякий случай… — стушевалась под хмурым взглядом. — Если ты, конечно, не хочешь детский плач часами напролёт слушать.
Павел кивнул и неожиданно вышел из-за стола, так и недоев.
— Давай… Давай мне. Давай я. — неуверенно пробормотал, шагнув к нам навстречу. — А ты садись и ешь.
Чувство чего-то неправильного, нереального заставило усомниться в собственной бодрости. На миг даже показалось, будто я всё ещё сплю и вижу сны, но Вика так схватила меня за волосы, что я тут же отмела эту мысль.
— Вот же… — пискнула, выпутываясь из детских пальчиков.
— Ты только… это… Как с ней ходить-то?
Я не понимала, что происходило. Возможно, передо мной стоял самый хитрый и мудрый человек всех времён и народов. Может быть, он вознамерился, чтобы я наказала себя сама, то и дело нанося удары по моей совести и стыду?