— Проверил, а Хайрен еще и перепроверил. Что-то не так? — Эй! Вот только не надо на меня так смотреть!
— Не так, раз амулетов нет, значит, у него, действительно, сломана рука, два ребра, и все эти художества на спине — не иллюзия.
Так с этого места поподробнее, что там у меня со спиной?
— Исключено, — отрезал Киу с такой уверенностью, что я чуть было не возмутился, благополучно позабыв о конспирации. — Я бы заметил, я, конечно, все понимаю — хваленная эльфийская выучка… но не до такой же степени!
— Какая выучка?! Ему от силы пятьдесят — пятнадцать по-нашему — а Вы на него браслеты нацепили! Киу, он долго не протянет, надо снимать.
— Нельзя. А если он все же маг? Слишком сильный даже в браслетах?
— Ты не понимаешь, чем сильнее его Дар, тем хуже ему сейчас. Регенерация полностью блокирована, и теперь сила, пытаясь залечить раны, разрушает организм изнутри.
Первый раз в жизни я порадовался, что Дара, даже самого слабенького, у меня нет. Другому бы эльфу на моем месте пришлось бы совсем несладко, и врагу такого не пожелаешь. Вспомнил! Такие же браслеты были на Вилли, но откуда? Где Илодар и где степь? А ведь он очень сильный маг — один из сильнейших. Дыхание перехватило, глоток воздуха, наконец, пробившийся в легкие, скрутил болью. Ненавижу! В первую очередь за то, что привязал меня к себе да так крепко, что несмотря ни на что, мне становится больно от одной мысли, что три бесконечно далеких года назад тебе было гораздо хуже, чем я предполагал. Облегченно раскашлялся, а вот и ты! Здравствуй, бронхит. Давно не виделись.
— Эльф, ты меня слышишь? Поклянись, что не будешь пользоваться Даром, и я сниму с тебя наручники на время нужное для регенерации. — Я-то поклянусь, мне ничего не стоит, а вот что подвигло тебя, Кимран, нарушить правила? Кочевник трактовал мое молчание по-своему. — Хорошо, если боишься, я, Кимран аль Сарфал, беру тебя под свою защиту, если ты не будешь пользоваться Даром без моего позволения. Даю Слово.
Я произнес требуемую клятву, пока кочевник не передумал, удивляться опрометчивому поступку кочевника буду позже. Браслеты с меня тут же сняли и оставили на попечение целителя.
— Сколько тебе лет? — буркнул целитель, когда молчание уже слишком затянулось.
— Двадцать.
— Сколько? — рука целителя дрогнула.
— И что такой маленький эльф делает так далеко от дома? — кажется, сотник до меня все-таки добрался.
— Я не чистокровный эльф, господин, — я поклонился, насколько позволяли стянутые ребра.
— Да неужели?
Целитель, закончивший перевязку, хотел было удалиться, но сотник, или кто он там, задержал его.
— Останься, последишь, чтобы эльфеныш не соврал, — кочевник криво улыбнулся, бросая взгляд в мою сторону. Конечно-конечно, я ничего не понимаю.
— Да, я родился среди людей, и я подданный Его Величества короля. И потом, Вы же сами видите, что волосы у меня не как у чистокровных. И уши у меня на сантиметр короче, — не знаю, зачем я брякнул про уши, но целитель неожиданно проникся моим "горем":
— Не переживай, вырастут еще, какие твои годы.
— Правда? — только этого мне и не хватало!
— Правда-правда, — повернувшись к сотнику, целитель добавил, — не врет.
— Предположим, что я поверю тебе на слово, что ты подданный короля, почему ты пересек границу в неположенном месте? И где старший, отвечающий за тебя?
— Почему Вы решили, что я пересекал границу?
— Отвечай на вопрос.
— Если меня нашли у реки, это еще не значит, что я прыгнул в нее с эльфийского берега.
— Прыгнул?
— У меня не было другого выхода, меня силой разлучили с семьей, вот я и сбежал.
— В полночь начнется охота, захочешь вернуться домой, ближайшие три дня из шатра даже носу не высунешь.
Сотник ушел, не прощаясь, оставив меня наедине с не самыми радужными мыслями. Охота спутала все карты: по закону меня должны были отвезти в ближайшую крепость, там допросить в присутствии специально обученного мага, в крайнем случае, послать запрос в канцелярию; на деле, они бы не стали тянуть с допросом, проверили бы на месте и как только бы убедились, что я попадаю под статью о подданных королевства, тут же отпустили бы — договор они чтут, да и проблемы с королем им не нужны. Теперь же придется ждать, пока закончится вся эта кутерьма, а там кочевники, кто их знает, может, и плюнут на меня. Опять же Кимран взял меня под защиту, непонятно, правда, по каким причинам. С другой стороны, охота скоро уже начнется, и тогда эльфы не рискнут сунуться в степь, где рыскают в поисках добычи сотни кочевников, что не может не радовать.
— Ну, ты как? — а вот и мой защитник вернулся. И не один. А с двумя дымящимися и до одурения вкусно пахнущими мисками еды.
— Бывало и хуже. Спасибо, что поручились за меня.
— Ты ешь давай, — когда молчание совсем затянулось, он спросил, — у вас все такие?
— Простите?
— Знаешь, далеко не каждый воин смог бы терпеть такую боль так, чтобы никто не заметил. — Я бы тоже не смог, но зачем разочаровывать хорошего человека? — ну так как?
— У кого у нас? Я всю сознательную жизнь прожил среди людей.
— Полукровка? — я неопределенно кивнул.
— Почему тебя похитили? — я пожал плечами, недовольно поморщившись от боли. — Совсем плохо? Может, тебе еще обезболивающего?
Да нет, зачем? Целитель и так полфляги в меня влил. Ах да, я ж к боли, вроде как, равнодушен, и если уж посторонний заметил, что я испытываю некий дискомфорт, значит, я как минимум помираю.
— Просто устал.
Окончательно отогревшись под двумя одеялами, я быстро провалился в сон, краем уха уловив протяжный зов, возвестивший начало Большой Охоты.
Вся степь замерла, наблюдая за чужаком, что пришел в эту ночь к костру заклинателей. Во истину нет ничего невозможного в ночь Великой охоты: дитя Леса хочет говорить с духами Степи! Огонь терпеливо ждал дара, только что может предложить духам этот остроухий, если у него рубашка — и та не своя? Но вот он повернулся к кочевнику и что-то тихо сказал. Тому пришлось подчиниться чуть слышной просьбе, отдать свой кинжал — гостю великого хана отказать нельзя. Но неужто эльф, действительно, надеется задобрить духов чужим подарком?
Лезвие тускло блеснуло в свете костра, оставляя разноцветные пряди в руке эльфа. Потрясенный вздох пронесся над степью — перворожденный добровольно отрезал волосы… Костер довольно затрещал, принимая столь необычный дар, пламя взметнулось, подавая знак: теперь слова эльфа будут услышаны. Неуверенная улыбка скользнула по губам, словно эльф сомневался, что жертва будет угодна духам. Неуловимым движением он опустился на колени, криво обрезанные пряди скользнули вперед, закрывая мертвенно бледное лицо.
— Прости…
Меня потянули за рукав, видно, я слишком долго испытывал терпение предков, раз кто-то осмелился вмешаться в нашу беседу, но мне еще столько надо сказать…
— Я сейчас…
Всё, мое время истекло, духи не желают больше слушать мои сбивчивые извинения. Встаю и покорно иду за своим провожатым. Лишь на грани света и ночи замечаю: слишком тонкая рука тянет меня прочь от костров. Недоверчиво вскидываю глаза и тут же стискиваю тебя в объятьях. Замираю, ругая себя за отчаянный порыв, но ты все еще тут — не исчезла от неосторожного прикосновения. Мягко отстраняешься…
— Не уходи! — знаю, я прошу невозможного, но что поделать, если слова сами срываются с губ.
Ты не решаешься поднять на меня глаза. Чуть слышный голос почти сливается с шепотом степи.
— Ты стер клейма, но что делать с теми, что остались здесь? — Пальчик замер как раз напротив сердца. Бережно сжимаю твою руку. Такую холодную — ты замерзла в этом слишком легком для степных ночей платье. Чуть слышно просишь, — Скажи, как дочь хана могла полюбить жестокого убийцу?
Вместо ответа укутываю тебя в плащ, снова прижимаю к себе…
— Амирани, — вкладываю все тепло в твое имя, — Я… Я не виноват в их смерти.