— Мавки тоже очень даже смертны. А в чем смертные женщины несовершенны? Василиски, что ли, совершенны?
Удалось вырваться, Юна потихоньку отступала. Василиск наблюдал, щурясь, как кот за голубем.
— А женщины расы василисков? Какими они были?
— Я покажу вам портреты, если захотите. Позже, — он вдруг сделал резкое движение рукой, раздался треск ткани, Юна опустила взгляд и с ужасом увидела, как прямо на глазах, разрезаемая невидимым лезвием, рвется ткань ее юбки, расползается длинным разрезом до самого бедра... Взвизгнула, бросилась к двери — щелкнул замок.
— Как видите, от меня не убежать.
— Пожалуйста, не надо... — Юна судорожна сжала разрез, но рядом тут же пролегла новая прореха.
— Господин ар'Мхари, выслушайте меня! Я не готова... сейчас... Прошу вас, дайте мне время... Привыкнуть к вам... Хотя бы не сейчас... Я очень устала... Давайте отложим этот разговор до завтра...
— Вы думаете, завтра вам сбежать будет легче?
— Я очень устала. Пожалуйста...
Новая прореха прошла по корсажу, не поддерживаемый ничем, кроме плотно сжимавших ткань застежек, верх платья стремительно начал сползать. Поддерживая его рукой, Юна бросилась к двери в купальню. Захлопнула ее за собой, закрыла на задвижку, судорожно огляделась в поисках выхода:
«Кажется, я в тупике»
Закрыла лицо руками. «Так вот она, ваша темная сторона, господин ар'Мхари. Не замедлила проявиться...»
Она и впрямь уже была влюблена. В того, грустного и задумчивого, показывавшего ей корабль с Прародины. Нет ничего ужасней, чем когда лик монстра прорезывается сквозь ставшее дорогим, красивым лицо. Юна ждала этого момента, но все равно оказалась не готова.
«Кто вам сказал, что вы — гость? Вы — мой подарок себе.»
«В ваших же интересах, чтобы я продолжил вам нравиться.»
Романтический дурман вечера эти фразы развеяли очень быстро.
С той стороны двери — тишина. Что же дальше? Нужно бежать из этого замка. Но как? Эта купальня — тупик. Сейчас он найдет способ открыть дверь... и не хочется думать, что будет дальше. Как и все девушки ее возраста, Юна порою мечтала о вычитанном в книгах образе благородного рыцаря, серенадах под окном, первом трепетном поцелуе, романтическом признании в любви, и в глубине души верила, что однажды так оно и будет...
И даже в страшном сне не являлось к ней, что будут скользкие от воды ступени купальни, ненадежная задвижка на двери, насмешливое «Разве я просил вас о доверии», и... взбесившееся платье, которое продолжало рваться! И шпильки, которые внезапно самостоятельно вылетели из прически, повисели стайкой перед Юниным носом и дружно осыпались вниз, звонко бряцая о камень! Юна отбросила упавшие на лицо волосы, отбежала от двери, заметалась по купальне — куда бежать? По наитию нырнула в какую-то нишу, там раздался щелчок, открылся узкий темный ход, ступени, по которым бежала вода, вели куда-то вниз. Сбросив туфли и придерживаясь за стены, Юна поспешила спуститься и оказалась в комнате, очень похожей на купальню, только гораздо больше по размерам, почти все пространство которой занимал бассейн, а потолок был такой же стеклянной линзой, собиравшей в себя звездный свет.
Отсюда точно должен вести какой-то выход.
21
Позади захлюпали шаги. Юна бросилась в темноту. Босые ноги ступали по шершавым, необработанным камням, стены под руками — неровные, колючие. Замок построен на скале, видимо, часть помещений когда-то была настоящими пещерами. Нырнула в какую-то темную нишу, думала — коридор, оказалось — тупик. Шаги раздались совсем близко, Юна затаилась.
— Неужели сбежала? — фальшиво изумлялся в темноте василиск.
Затаивая дыхание, Юна проклинала тот миг, когда села с василиском в карету. Она ведь уже тогда понимала, что ничем хорошим это не закончится, хоть и пыталась себя успокоить. Но как она могла бросить драконенка? Хотя, если рассуждать здраво — а как она могла защитить его, если василиску вдруг вздумалось бы украсить гостиную необычным чучелком? Разве что погибнуть вместе...
— Но как она могла сбежать из моего замка, если вокруг так много опасностей? Ядовитые змеи, например? — продолжал василиск размышлять вслух.
Что-то подозрительно зашуршало внизу.
— Змей здесь много, несколько сотен гнезд. Разные: есть маленькие ядовитые, есть огромные удавы...
Ноги коснулось что-то ледяное, скользкое. Юна попыталась убедить себя «показалось!», но оно поползло выше, обхватило шиколотку, вверх по ноге... Змея!
— Маленькая девочка, такая вкусная, так хорошо пахнет... Разве может она выйти живой из моего замка?
Змея переползла на талию. Юниной руки коснулось что-то мокрое. Жало?
— Но, возможно, она все же предпочтет мое общество змеиному и позовет меня на помощь?
Юна и рада была бы закричать, но не могла издать ни звука, или даже шелохнуться. Холодная, слизкая, невероятно сильная, змея охватывала ее тело кольцами, коснулась уже груди, доползла до плеч...
Вспыхнул свет. Три огненных шара закружились под потолком-линзой. Громко зашипела черная змея, перед самым Юниным лицом быстро высунулся и тут же втянулся раздвоенный язык. Ар’Мхари стоял перед ними, сосредоточенный, прищуренный. Взмах руки — и змея, как по команде, отшатнулась от Юниного лица, зато хвостом подцепила одну ее руку, головой поддернула вторую, взвилась в мощном рывке вверх — и Юна сама не поняла, как ее руки оказались вздернуты вверх. Мощное змеиное тело спутывало их вместе, подтягивало к себе, держась за выступ над аркой.
Ар’Мхари неторопливо приблизился. Долго смотрел Юне в глаза, прежде чем высунуть язык, лизнуть Юнин нос. Язык был по-змеиному раздвоен на кончике, слизкий, как у змеи. Облизал ее губы, подбородок, шею прикусил клыками. Отодвинул полузползшее платье вниз, руки, а потом раздвоенный язык прошлись по маленьким грудкам, еще не знавшим прикосновения мужчины. Юна зажмурилась. Ей казалось, она вот-вот сойдет с ума, каждый миг удивлялась, как она еще в рассудке, в сознании... Слизкое кольцо на запястьях ослабло, девушка на подогнувшихся коленках рухнула вниз. Василиск подхватил, мягко опустил на пол, встал на колени рядом. Впился в губы, раздвоенный язык зашарил по Юниному рту, сумасшествие накрыло эхом чужого голода, она даже застонала тихонько. Когти с треском дорывали платье — от прорехи на декольте к разрезу на бедре, сквознячный холод большой нетопленной залы коснулся живота, пробежал по телу толпой мурашек. Язык прошелся от ложбинки меж грудей к низу живота, когтистые пальцы сдвинули вниз кружево панталон. Юна даже не могла отбиваться. Говорят, что василиски умеют превращать людей в камень, но камни хотя бы ничего не чувствуют, не трясутся мелкой дрожью под прикосновениями змеиного языка, не захлебываются в потоке чужих мыслеформ, давящей, жестокой и голодной воли, жаждущей власти, крови, крика... Кролики перед сьедением удавом, наверное, чувствуют то же самое.
— Господин ар’Мхари... Вы можете сделать со мной все... Но завтра я умру. Убью себя... — сумела выговорить Юна.
Она не думала, что ее обещание его остановит. Не обратит внимание или бросит очередную насмешку. Зажмурилась крепко-крепко — единственный сейчас способ убежать.
Но он замер, тяжело дыша. Убрал руки. Поднялся.
Юна осмелилась открыть глаза. Запахнулась в разорванное платье, как в халат, села, сжимаясь в клубочек, обнимая себя за колени.
— Вы и так скоро умрете.
Опять зажмурилась.
— Идемте. Мы должны поговорить. — отрывисто бросил адмирал.
— О чем?
Вместо ответа он схватил ее за руку, потянул за собой — по той самой узенькой леснице, через купальню, в спальню, толкнул на кровать. Присел на корточки, посмотрел две секунды Юне в глаза, вскочил, накинул ей на плечи меховое одеяло. Ушел в противоположную сторону комнаты, вернулся с бокалом вина:
— Пей!
— Не хочу.
— А я хочу. Мы должны поговорить. Я хочу предложить сделку. Это будет серьезный разговор. Пей!