Выбрать главу

Тут с тихим щелчком выключился свет, стало темно и тихо. Свет возвращать не спешили, глаза медленно привыкали к темноте. За окнами качали ветвями нагие по осенней поре берёзы, звучно стучали чьи-то каблуки.

— Так что там с таксой?

— Ежели ей на хвост наступить здесь, — Лёха говорил тихо, с расстановкой, не отводя взгляда от окна, — то лаять она будет в Москве… Бог с нею, с таксой.

Он вышел из кухни и вернулся через пару мгновений с подсвечником в руках. Поставил его на стол и торжественно зажёг все три свечи.

Свечи горели ровно, не коптили и не фырчали, мягкий и тёплый, но неверный свет разлился по столу. Выпитый коньяк приятно пьянил, говорить не хотелось, двигаться — тоже. Пахло горячим воском. Мне почудилось, будто я задремал, и разбудил меня Лёшин голос, чуть хриплый от долгого молчания:

— Знаешь, — начал он, — вот сейчас — когда нет света — видна только недоигранная партия на старой доске, берёзы за окном, твоё лицо напротив, подсвечник, свечи, вот сейчас кажется что времени нет, что я мог видеть это век назад или через сто лет с этого дня, — он помолчал, щёлкнул фитиль, чуть дёрнулся огонёк. — Знаешь, моя бабушка клала на телевизор кружевной платок, а он всё равно как чужой был в её доме, а сейчас… не видно чужого, как будто и нет.

Он замолчал, погрузившись в себя, а я пытался собраться с мыслями, чтобы ответить и не сфальшивить, не сказать пошлости… Разом зажёгся свет, больно ударив по глазам, загудел холодильник, защебетал соседский телевизор за стеной.

— Времена не выбирают! — рассмеялся Лёха и разлил по бокалам остатки коньяка. — За прогресс!

Мы смеясь чокнулись, я пригубил — и тут ясно понял, как исправить досадную ошибку! Пусть будут благословенны электрики!

— Сиди здесь, никуда не уходи, больше не пей, жди меня, скоро буду, — скороговоркой отдал я распоряжения.

Лёха удивлённо и недоверчиво посмотрел на меня, но объясняться было некогда, я поспешно оделся, отпер дверь. Уже из прихожей бросил оценивающий взгляд на Лёху, коротко приказал: «Побрейся» — и вышел.

Пока я ехал пару остановок в погромыхивающем трамвае, было время продумать до мелочей предстоящее действо, даже со смаком покрутить эти мелочи и так и эдак в воображении: благо, голова работала на удивление ясно.

Вскоре я выскочил из трамвая, быстро, чуть не срываясь на бег, прошёл ещё пол остановки и оказался у крыльца небольшого студенческого театра. Единственное, что тревожило меня — я не имел представления о его сегодняшней программе. Но судьба оказалась на моей стороне — последний спектакль уже завершился, немногочисленные зрители разошлись, актёры о чём-то оживлённо болтали в курилке.

Моя сестра года три назад пропадала здесь пропадом и была задействована чуть не во всех постановках, тогда я успел перезнакомиться со всей труппой. А теперь искал глазами знакомые лица.

— Дима, это ты что ли? Припозднился ты на спектакль, дружок, — раздался знакомый женский голос. Как же давно я тут не был…

Короче, понадобилось с четверть часа, чтобы поздороваться со всеми кого знал, и познакомиться с теми, кого видел впервые. Ещё двадцать минут ушло на то, чтобы разъяснить диспозицию и ещё пять на торжественную клятву, что буду появляться здесь чуть не ежедневно и хотя бы первую неделю не с пустыми руками. Короче, ребята были весёлые, дело обговорили быстро.

Теперь самое сложное. Я достал телефон, собрался с мыслями, выдохнул и набрал номер:

— Алё? — ответил чуть удивлённый голос после нескольких гудков.

— Свет, привет. Жива-здорова?

— Да. Привет, Дим. Ты как?

— Норм. Говори как на духу, ты на Лёху всё ещё дуешься?

— Так это он тебя попросил? Я-то думала, что это ты мне так поздно звонить вздумал…

— Ничего он не просил, сидит, дует коньяк, хмурый: смотреть страшно. Короче, Света, умоляю, езжай к Пёстрому театру, я тебе встречу, всё объясню.

— Дим, ты с ума сошёл? Темень на улице.

— Когда это тебя смущало? И не заставляй мне напоминать, что за тобой должок.

— Ладно, жди.

В трубке раздались гудки, а я вновь выдохнул, на этот раз — с облегчением. Света не подвела.

Едва я успел сменить джинсы, водолазку и джемпер на ливрею коричневого бархата с золотым шитьём по краю, как Света появилась в переднем холле театра. Я наскоро передал её на руки оживившейся труппе, и направился назад, к Лёхе. Идти пришлось пешком, но погода была чудесная — сухая и даже тёплая для ноября. Сесть в трамвай в своём новом обличии я не отважился. Перед Лёхиной дверью я на миг застыл — а ну как позвонить в конно-каретный, заказать экипаж? Я даже представил себе в красках: «Сударь, карета подана»… Но мысль пришлось оставить — вряд ли раздобудешь карету ночью. Эх, вот бы пару дней на подготовку!