— Добей его, Марк! — орал Рахонтеп. — Он уползает! Добей!
Тюремщик старался вырваться и бил свободной ногой египтянина по лысине. Но тот мертвой хваткой держал ногу Басса и призывал Марка добить беглеца. Марк поднялся и вонзил тюремщику в спину гвоздь. Басс взревел, словно раненный зверь, и, схватив Марка за ногу, притянул к себе. Марк упал на него и, не выпуская из рук гвоздя, стал исступленно тыкать им в тело Басса. Не подоспей вовремя солдаты, Марк бы, наверное, убил тюремщика. Однако солдаты оглушили Марка ударом рукоятки меча по голове и оттащили его от своего окровавленного товарища. А Рахонтепа, пытавшегося защищаться, забили кулаками.
На крики тюремщиков прибежал и Тонгилий. Он отогнал разъяренных солдат от Марка, чтобы они его не убили.
— Хватит, — остановил Тонгилий расправу солдат. — Он мне нужен живым!
— Живым! — прохрипел Басс. — Да он меня чуть не прикончил! Я убью его!
И Басс со зверским лицом двинулся в сторону Марка.
— Назад! — рявкнул Тонгилий. — Ты меня что, не понял?
Басс остановился, держась обеими руками за свой пробитый бок.
— Чем это он тебя? — спросил Тонгилий, глядя на окровавленную тунику Басса. — Ножом?
— Не знаю, — огрызнулся Басс. — Но то, что я сейчас сдохну, я знаю точно.
— Он его гвоздем ударил, — сказал один из солдат с факелом, протягивая Тонгилию гвоздь.
— Гвоздем? — удивился Тонгилий. — Тогда это не страшно. Перевяжите их, — кивнул он на тюремщиков, — А этих, — Тонгилий указал на Марка и Рахонтепа, — тащи-те за мной.
Солдаты уволокли узников, а Басс, хромая, подошел к своему раненому приятелю.
— Ты как, в порядке? — спросил Кердон Басса.
— Какой там в порядке! — злобно ответил ему Басс. — Я весь в дырках, как вестинский сыр, — Басс сморщился от боли. — Вот это мы сходили к мальчикам, так сходили, — проговорил он со стоном. — Ну ты, сволочь, мне и удружил.
— Откуда я знал, что они на нас набросятся? — оправдывался Кердон. — Он и меня ударил. Видишь, кровь. Ну ничего, мы еще до них доберемся, — грозился тюремщик.
Но добраться до них теперь было трудно. Марка и Рахонтепа заточили в самой глубокой части подземелья. Их приковали цепью к стене, чтобы они ничего боль-ше не смогли учудить.
Перед тем, как уйти, Тонгилий сам проверил их цепи. Он поднес факел к ли-цу Марка.
— Что, Марк, не терпится умереть? — проговорил Тонгилий, злорадно усмехаясь, и показал Марку удавку, скрученную Рахонтепом из его повязок. — Легко отделаться хочешь? — издевался Тонгилий. — Не выйдет. Я тебя для львов целеньким сберегу.
Как только Тонгилий ушел, Рахонтеп звякнул в темноте своей цепью.
— А все-таки здорово мы на них напали, — прошепелявил он беззубым ртом.
— Да, — отозвался Марк и сплюнул кровь, — они нас надолго запомнят.
Подземелье, куда их засунули, отдавало холодом и сыростью, но менять его на залитую солнцем арену ни Марку, ни Рахонтепу очень не хотелось. Они были не прочь посидеть в своем погребе и полгода, лишь бы оттянуть момент, когда лев оторвет им голову. Но судьба отмерила им только семь дней. Эти семь дней, как и говорил Рахонтеп, пролетели быстро. Марк окончательно поправился и мог теперь довольно проворно убегать от львов. Это и нужно было Сеяну.
После того, как в Риме узнали о покушении на префекта преторианской гвар-дии, все в городе жаждали отмщения. Оно не заставило себя ждать. Названые Квинтом «заговорщики» были немедленно арестованы и брошены в тюрьму. Сеян нало-жил свою властную руку на их имущество и уже подсчитывал барыши от про-дажи конфискованных домов и земель. А сами «заговорщики» ждали приговора сената. Впрочем, надеяться на милость сенаторов им не приходилось. Многим сенато-рам, тем, кто был в дружбе с Сеяном, кое-что перепало от богатств «заговорщиков», и теперь они были заинтересованы в их смерти.
А пока продолжалось следствие по этому делу, Сеян решил порадовать народ гладиаторскими боями. Представление устраивалось в честь его спасения. Сеян как бы выражал этим свою благодарность народу за поддержку и сопереживание. Кроме того, Сеян хотел отвлечь внимание толпы от арестов и конфискаций. Он не хотел, чтобы об этом много говорили. Пусть лучше говорят о гладиаторских боях и восхваляют его щедрость. Однако подготовить по-настоящему пышное зрелище не было времени. Все делалось наспех. Зато у этого зрелища была своя изюминка: на арену против трех львов обещали выпустить неудавшегося убийцу Сеяна — Марка Серпрония и его ручного крокодила. По замыслу Сеяна, это придаст зрелищу нужную остроту и занимательность. Пусть толпа увидит, как будут растерзаны львами главные исполнители покушения.
Сеян не ошибся в своих расчетах. После нашумевшего представления в театре Марцелла в Риме только и судачили, что о дрессированном крокодиле-убийце. Столица наполнилась невероятными слухами о его способностях. Чего ему только не приписывали. Пожалуй, его только не наделяли способностью летать и говорить. А так, по слухам, он мог все, даже лазать по деревьям.
Неудивительно, что когда в объявлениях, возвещающих о гладиаторских боях, все прочитали строчку, где говорилось о поединке этого самого крокодила со львами, народ толпами повалил в амфитеатр в назначенный день. Всем не терпелось увидеть знаменитого крокодила, чуть было не сожравшего Сеяна.
Кроме Марка и Рахонтепа, на растерзание львам предназначалось еще несколько узников Мамертинской тюрьмы. Это были актеры, игравшие египетских жрецов вмес-те с Марком, и с десяток преступников, обвиненных в убийствах и поджогах.
Всех этих обреченных собрали рано утром в день представления и на двух повозках повезли в амфитеатр. В одной повозке с Марком сидели Кастрик и Телесфор. Они уже смирились со своей участью и утешали себя мыслью, что даже сын их бывшего хозяина не смог избежать страшного приговора и едет теперь вместе с ними навстречу своей гибели. Видно не помогли ему ни деньги отца, ни его связи. Что уж тут говорить о них самих, жалких рабах, чья жизнь, как пыль: подуй — и нет.
Повозки громыхали по мощеной улице, и горожане, спешившие в это прохладное утро в амфитеатр, отходили в сторону на тротуар, чтобы пропустить приговорен-ных к смерти. Прохожие с любопытством всматривались в узников, догадываясь, что именно они вскоре и будут веселить их на арене. Один из преступников не выдержал этих пристальных взглядов и плюнул в ближайшего прохожего. Оплеванный прохожий послал ему вдогонку ругательства и проклятия. Но своими прок-лятиями он не мог их напугать. Сделать им хуже уже было нельзя.
Телесфор придвинулся к Марку.
— Жаль, среди нас нет Баселида, — проговорил он.
— А Баселид нам зачем? — удивился Марк.
— А он бы своей кабаньей тушей накормил всех львов, — попытался сострить Телесфор.
Марк криво усмехнулся.
— Ты плохо знаешь Баселида, — сказал он, — этот выдумщик придумал бы, как выкрутиться. Он бы мертвецом прикинулся, а львы падаль не едят.
— Хорошая мысль, — оживился Телесфор, — мне, что ли, так сделать?
— Попробуй. Вонять — ты уже воняешь, может получиться.
— Нет, не получится, — вздохнул Телесфор. — У меня сердце от страха будет стучать на весь амфитеатр. Лев меня сразу раскусит.
— Ничего, — вмешался в разговор Кастрик. — скоро тебе вырвут твое предательское сердце.
— Скорей бы, — печально проговорил Телесфор. — А что ты жуешь? — спросил он Кастрика. — Дай мне чуть-чуть.
— Я не жую. Это у меня монета во рту.
— Монета? — удивился Телесфор. — Ты что, Кастрик, львов подкупить вздумал?
— Нет, это плата Харону. Не хочу, чтобы моя душа после смерти скиталась без приюта.
В словах Кастрика был свой резон. По представлению греков и римлян, душа умершего прежде, чем попасть в загробный мир, должна была переправиться через подземную реку Стикс. Но единственным лодочником на этой реке был старик Харон. Он перевозил через реку только тех, кто ему заплатит. Поэтому умершему, перед тем как его похоронить, всегда клали под язык монету, чтобы душе покойника было чем расплатиться с Хароном. У кого денег не было, того Харон не пере-правлял в загробный мир, и душа несчастного была обречена на вечное скитание по земле, нигде не находя себе покоя.