Но случилось это много-много лет назад, Колюня с тех пор оброс детьми, клиентами и дачей в ближнем Подмосковье. Колюню передавали из рук в руки, как ценный амулет, чужим на сторону его телефон никогда не давали, только своим, и то после долгих уговоров.
Колюню в семье Крещенских очень ценили за все его редкие качества: он был спокойным, порядочным, все еще неиспорченным, несмотря на долгую жизнь в Москве, и совсем не болтливым, а точнее, молчаливым. «Я говорю руками», – объяснял он. А когда приоткрыл еще одну свою блестящую грань – повара, – восторгу Крещенских не было предела! Не часто, конечно, по большим праздникам Колюня, никогда не совмещая это с массажем, приходил готовить китайские блюда. На эти случаи брал с собой не халат, а фартук, тоже белоснежный и накрахмаленный, умело повязывал свою почти лысую голову косынкой и шел на кухню. От любой помощи, как водится, отказывался.
Роберт с Аленой обожали китайскую кухню, часто бывали в их любимом ресторане «Пекин» и меню там знали наизусть. Но Колюня всегда готовил нечто особенное, доселе неизведанное. Где он доставал эти продукты в Москве – одному Богу было известно, но ведь доставал же! Приносил какие-то сверточки, баночки, мешочки – и начиналось! Роберт с Катей занимали места в партере, то есть на кухне, стараясь повару не мешать, и любовались, как быстро он орудует ножом, каким упругим или нежным становится под руками тесто, как меняется Колюнино беспристрастное лицо, когда он пробует свое восхитительное варево. Потом он сам накрывал на стол, раскладывая еду по пиалочкам, и просто уходил. Прощался и уходил. Это Роберта всегда расстраивало – такая Колюнина нелюдимость, – но Роберт его понимал, немного он и сам был такой.
Корвалол
Где-то ближе к зиме, в ноябре или даже начале декабря, Крещенские поняли, что пришел конец их спокойной жизни на Горького, – Лидка как-то открыла дверь на лестничную площадку и увидела зияющую дыру вместо строгого входа в соседнюю квартиру. На этажах в их подъезде находилось всего по две квартиры, покой здесь очень оберегали, тишину и уединенность ценили, а тут на тебе – шум, гам, входная дверь снята, а за ней только длиннющий коридор, уходящий почти за горизонт, и двери, двери, двери направо-налево. А главное, рабочие с ведрами, лестницами и инструментами снуют туда-сюда и конца-края им не видно.
– И что тут у нас происходит? – по-хозяйски спросила Лидка дядечку в шляпе и сером пальто, который хоть внешним видом и показался ей достаточно интеллигентным, но отвечать отказался, не поздоровался и даже шляпы не приподнял. Рабочие перетаскивали в квартиру мешки, доски, стройматериалы и прочую нужность, а дядя стоял у квартиры как на часах – то ли рабочих считал-пересчитывал, то ли мешки, то ли просто объект охранял, поди знай. Лидка подождала еще минутку, понаблюдала за этой пылью, полюбовалась на бесконечный коридор – внутренностей соседней квартиры она еще ни разу не видела – и закрыла от греха дверь. «У лифтерши узнаю», – решила Лидка и оказалась права, лифтерша обладала полной информацией обо всем, что происходит в подъезде.
На следующий день утречком, не дожидаясь, пока Нина Иосифовна станет разносить по этажам почту, спустилась к ней сама. С гостинцем, со своими знаменитыми жареными пирожками с мясом. Нина пару раз уже интересовалась, чем это из квартиры Крещенских так восхитительно пахнет, что за дух такой волшебный идет, и случалось это в те самые разы, когда Лидка жарила пирожки. То ли Нину так манил запах жареного в масле теста, то ли это напоминало ей деревенское детство, то ли еще что – во всяком случае, Лидка решила, что взятку лифтерше надо давать именно пирожками.
Нина последнее время страдала. Ее сын, с которым она шесть долгих лет просидела в маленькой каморке под лифтом, устроился к кому-то на дачу сторожем. С одной стороны-то, хорошо, конечно, размышляла Нина, растет парень, вон, в люди уже выбился, не всю ж жизнь, как мышь, под лифтом прятаться, надо мир посмотреть и себя показать, а с другой – тосковала она сильно, они ж со дня их приезда из деревни в Москву совсем не разлучались, так и жили охранниками в подъезде: Нина – мозги, Вася – сила. Ни у одного ни у другого совмещать это не получалось.