Пирожкам Нина заулыбалась, словно нашлась-таки любимая вещь, которую она давным-давно потеряла.
– Как они у вас пахнут, Лидия Яковлевна, какой дух стоит, даже ко мне в низину от вас спускается! Спасибо вам большое! Эх, если б Васечка рядом был, он бы за милую душу…
– Как он там? Заходит к вам? Навещает? – Лидка постаралась быть участливой и спросить для приличия про сына, хотя парень был недалекий и совсем никакущий – ни тебе «здасьте», ни «до свидания», сидел сиднем, как Илья Муромец, разве что для острастки воров. Хотя, с другой стороны, это от него и требовалось.
– Васечка чудесно, материнское сердце радуется! Работа ответственная, важная, да и платят вполне прилично. А главное, мальчик все время на воздухе. – Нина глубоко вздохнула для усиления впечатления. – А то сидел бы тут со мной в подземелье, света белого не видел… А сейчас так особенно. Вон у вас на этаже ремонт затевается. – Нина успела распаковать пакет с пирожками, внюхалась в них, как алкаш в соленый огурчик, впитала весь их жареный дух и впилась зубами в один, отхватив сразу половину. – Сначала какие-то люди ходили, прямо комиссиями, комиссиями, все в шляпах и пальто, будто у них форма такая. Там же давно никто не жил, в квартире этой, она вроде как ведомственная. Уж какого ведомства, не знаю, но стояла без дела долго. А сейчас вон засуетились. – Нина дожевывала уже второй пирожок.
– А ремонт какой, неясно еще? Косметический или основательно крушить будут? – спросила Лидка.
– Да кто ж их разберет, плащей этих? Они мне не докладывают. Но, – прошамкала Нина, потупив глазки, – вам-то я могу сказать, вы человек свой, проверенный. – Нина сделала упор на этом слове – «проверенный» – выпучила глаза и чуть ли не подмигнула, но не до конца, словно в последний момент раздумала. – Тут третьего дня два товарища стояли, лифта ждали, важные такие, толстые, щекастые, а до них как раз Зинаида Матвеевна с собачкой пришла с прогулки, на свой восьмой этаж поехала, они чуток не успели. Так вот я и услышала, как они спорили – успеют ремонт через месяц закончить или нет, а то квартиру должны именно через месяц заселить. А въедет этот, о котором по телевизору все время рассказывают, но у меня-то телевизора нет, подробностей не знаю, но не наш, иностранец, какая-то большая шишка, но точно не наш. И фамилия у него смешная – Корвалол.
– Корвалол? Это ж сердечные капли, а не человек… – по-настоящему удивилась Лидка. – Как странно. И зачем в нашем подъезде иностранцы?
– Ну кто нас спрашивает? – Нина все жевала и жевала. Подбородок и пальцы ее стали масляными, блестящими и засияли жиром в свете голой, без абажура лампочки, но Нину это, похоже, совершенно не смутило. Она все таскала и таскала пирожки из пакета, а Лидка все удивлялась – сколько можно жрать, неужели ей ни одного на потом оставить не хочется?
– Так что ждите, Лидия Яковлевна, через месяц у вас появятся соседи. А пока что не обессудьте – ремонт будет быстрый, но беспощадный. – И Нина хохотнула, брызнув на Лидку масляной слюной.
– Ну что ж делать, Ниночка, – сказала Лидка, собравшись было уходить, но вовремя спохватилась: – Я ж за газетами пришла, чуть не забыла!
Дома Лидка рассказала Алене с Робертом страшную историю про ремонт, рабочих, про серые плащи и иностранца по имени сердечных капель, о котором говорят по телевизору.
– Корвалан! Луис Корвалан! – засмеялся Роберт. – Он в Москве теперь будет жить или уже живет, его ж на Буковского обменяли.
– Господи, ну только этого не хватало, – расстроилась Алена. – Если это так, то представляешь, как теперь будет – не зайдешь, не выйдешь, сплошные чекисты! А гости когда придут, надо будет тоже списки сдавать?
– Подожди, Аленушка, заранее себя не накручивай, – Роберт постарался успокоить жену, хоть и сам немного заволновался, – может, и не Корвалан, может, кто другой и без охраны. Зачем сейчас-то нервничать?
Алена закурила, и брови ее поднялись двумя черными галками:
– Может, как-то узнаешь в Секретариате? Надо же понимать, к чему готовиться…
– Всему свое время, и хорошо, даже если я узнаю, что это изменит? Он ли, другой ли, все равно кто-то въедет. Так что расслабься и перестань об этом думать.
– Как я могу об этом не думать, если тебе мешают работать? Хотя, что в случае с ремонтом делать, я ума не приложу…
– Меня ничего не беспокоит, – постарался убедить Алену Роберт, – я сижу за семью замками, вообще ничего не слышу, работаю себе и работаю…