– А когда тебе песни к Танькиному фильму сдавать? – заодно поинтересовалась Алена. Таня Лианозова была их боевой подругой, а заодно и прекрасным режиссером, с ней познакомились лет десять назад, когда вышел фильм «Семнадцать мгновений весны», к которому Роберт написал песни. Алена на нее тогда было обиделась – заказывала двенадцать песен, а в фильме прозвучало только две, но что делать – творец, художник, имеет право, она так увидела. Хотя фильм получился отличный, вся страна замирала у телеэкранов, когда начинались первые кадры. Боевой она была по характеру – взрывной, шустрой, огневой, «с яйцами», как говорила Лидка. Сейчас Танька новый фильм строила – «Карнавал», к которому тоже заказала у Роберта песни. Одна еще была в процессе, а другая готова, домашние уже слышали:
Поэтому если уж Робочке ремонт не мешал, то проблема не стоила и выеденного яйца – пусть себе копошатся, это же не их квартира, а соседняя… И даже Лидка, вздохнув спокойно, что если любимому зятю ничего не слышно у себя в кабинете, то этому событию можно даже порадоваться – если кто из больших людей въедет к ним на лестничную площадку, тогда не только в подъезде, но и в самом дворе будет тихо, спокойно и безопасно – ни тебе пьяных песен, ни утренних перекрикивающихся дворников, ни орущих автомобильных сирен – тишь, гладь да божья благодать. И все, и она решила об этом больше не думать.
Катю эти проблемы по поводу новых родительских соседей не особо волновали, она была уверена, что все, что ни делается, то к лучшему. Может, хоть лифт заменят, в котором она не раз уже застревала между небом и землей. Один раз, кстати, совсем недавно, ее пришел спасать папка, который, к счастью, оказался дома. Мама в это время звонила в ЖЭК, чтобы срочно вызвали мастеров, а папа стоял на лестнице между третьим и четвертым этажом – лифт совсем чуть-чуть не доехал, пол-этажа, – и развлекал дочь. Шахта лифта была огорожена лишь толстой сеткой-рабицей, и следить за его передвижениями не представляло труда. Роберт устроился рядом с кабиной, Катя открыла дверцы, и разделяла их лишь эта толстая сетка, как в зоопарке, в вольере с гориллами. Несмотря на некую плачевность ситуации – Катя не любила замкнутые пространства, – хохот этих двоих раздавался по всему подъезду.
– Пап, вынь меня отсюда! Мало того что я в туалет хочу, так я еще голодная, как собака! Так надеялась, что приду домой, а тут у вас и бульончик, и котлетки с жареной картошечкой, и всяко разно!.. Но, видимо, размечталась… Когда меня уже вызволят?
– Мамка звонит не переставая, не волнуйся, сказали, что к нам уже выехали! Чем тебя пока покормить? Давай подумаем, что в эту сетку может пролезть? – Роберт смерил на глаз мелкие ячейки и присвистнул: – О, сосиски! Сардельки застрянут.
Катя наконец-то улыбнулась.
– Тихонечко так пропихнем по одной, – продолжал папа, – а вместо хлеба – твою любимую хрустящую соломку.
– Не, я с макаронами хочу, как раз специально разработанная для застрявших в лифте еда, – Катя быстро включилась в игру.
– А чем же вы хуже, скажем, космонавтов? Тоже находитесь в подвешенном состоянии, практически в невесомости. Та-а-ак, ну чем тебя можно будет еще угостить? Зеленый лук! – предложил папа.
– Фу, ненавижу!
– Ну нужно же с овощами! Корнишоны! Маринованные! У Лидки в сундуке уж точно найдется баночка!
– Так, ну хоть что-то! – согласилась развеселившаяся дочка.
И хоть через пару минут ее вызволили, игра эта продолжалась еще очень долго. Как только Катя или Роберт хоть где-нибудь – на витрине, в гостях или в ресторане – видели подходящие продукты, длинные и узкие, способные пролезть через сетку шахты лифта, – сразу переглядывались и заговорщицки перешептывались:
– Миноги берем?
– Берем!
– А угорь пролезет?
– Нет, слишком жирный во всех смыслах этого слова! – И начинали смеяться, хотя причины никто не понимал.