После того как Роберт торжественно огласил список приглашенных, стало понятно, что даже ресторан не сможет вместить всех гостей, поэтому празднование разделили на два этапа – сначала для друзей в укромном месте и позже для официальных лиц, которые тоже стремились поздравить Крещенского. Этот банкет решено было провести в Дубовом зале ЦДЛ в присутствии всяческих важных секретарей, депутатов и представителей союзных республик.
Не обошлось и без нежданных гостей. Накануне, почти за день до торжества, приехал из Баку Али-Бала, водитель, который когда-то очень давно, еще в шестидесятых, был приставлен к Крещенским и возил их по столице союзной республики, показывая местные достопримечательности и окрестные красоты. Роберт перед отъездом горячо его поблагодарил и сказал на прощание, что когда, мол, будете в Москве, обязательно заезжайте в гости. На следующий год Али-Бала и приехал. С женой и детьми. Просто позвонил в квартиру на Кутузовском и – вот и мы! И на следующий год приехал. И на следующий. Состав приезжающих с ним всегда менялся – иногда родственники, а уж их было дай боже, иногда друзья, были и соседи. Начальник его гостил с женой. Ну и далее по списку. В быту они были по большей части нетребовательны, утром уходили гулять по Москве и за покупками, вечером возвращались, усаживались у телевизора в два-три ряда и не отрываясь эмоционально смотрели на экран. Спали в гостиной кто где, часто и на полу, когда не хватало спальных мест повыше. Когда набеги были слишком многочисленными, бакинских гостей отправляли на дачу в Переделкино, чтобы дать хоть далекое, но какое-то пристанище. Лет за пятнадцать их знакомства в квартире Крещенских по их наводке перебывало почти все Баку. Ну, может, не все, но большая часть уж точно.
Лидка в связи со всем этим стала звать бакинского водителя «Али-Баба и сорок лет разбойников». Но все равно, несмотря на такие из-за него хлопоты каждый раз и его наивную бесцеремонность, любила своего Али-Бабу. Был он добр и бесхитростен, красиво и с уважением относился к женщинам, а к Лидке в особенности, и когда начинал что-то говорить, то сначала вверх поднимал указательный палец, медленно, как флаг Олимпиады. Но была у него какая-то своя волна в голове – любил он фестивалить. Все время чего-то придумывал, подстраивал, разыгрывал, с ним надо было держать ухо востро, но был все равно прекрасен в этой непредсказуемости.
Приехал он и на Робин большой юбилей – а как без этого? Привез два внушительных чемодана подарков – в одном, переложенные бакинскими газетами, лежали красавцы-гранаты, алые, лоснящиеся, в ряд, как на рынке, пахнущие корой, словно только что снятые с дерева. В другом, таком же большом и старом обшарпанном чемоданище, только во много раз легче, лежали кустики кинзы, тоже переложенные влажной газеткой, и как только щелкнули металлические замочки, комнату наполнил резко-пряный аромат прекрасной травы. Приехал на этот раз Али-Баба с женой и племянником и срочно попросил сесть за руль, чтобы хоть чем-то помочь Крещенским.
– Слюшай, дай отпуск твоему, этому, шоферу, пусть на диване полежит, пока отец за рулем! Довезу, привезу, увезу, как скажешь! – попросил он Лидку. Все знали, что по хозяйственным делам надо обращаться именно к ней. Высочайшее разрешение было получено – с Али-Балой ездить было намного приятнее, чем с их хитрым пронырой-водителем. И действительно, Али помогал как мог: и шоферил, и выполнял поручения, был и снабженцем, и помощником, и кем только не был за эти юбилейные дни. Утром в день торжества сильно опоздал с дачи, откуда надо было привезти подушки-одеяла для гостей, а его все не было и не было. Наконец явился, серьезный такой, смурной, Лидка спрашивает:
– Али-Балашечка, что случилось, что так долго?
– Милиционэр остановил, отпускать нэ хотел. Я торопился, чуть на встрэчку вылез, чтоб обогнать одного нэхорошего человека, а тут меня начальник палкой своей полосатой и прижал к кувэту. А доверенности на машину нэт… Ничего нэт… Только права.
– И что? Штраф? – Лидка была обеспокоена серьезным тоном Али-Балы и не могла понять, как все-таки его наказали.
– Да нэт, Лидочка, все хорошо, только долго. Я как увидел, что за мной гаишники мчатся, сразу остановился, нэ думай. А что дэлать, если доверенности нэт? Я и рэшил этот вопрос по-своему. Вышел из машины, руку прижал к поясу, вроде как она сухая, затрясся весь и пошел, хромая, к гаишнику. – Али-Бала вдруг словно зашелся в припадке, стал коряво приседать, затряс прижатой рукой и при этом начал издавать хрипящие звуки, словно все его неловкие движения перешли в голос и застряли там. А потом даже слюни пустил для полноты картины. – А еще сказал, что я дитя войны, калека и сирота и, вообще-то, таких, как я, надо беречь. И все трясся, как мог. А я смог! Очень хорошо получилось, мне кажется! Поверили. Отпустили. Проводили до машины. Даже доверенность не спросили. Езжайте, говорят, осторожно. Но время упустил, опоздал. Извини, Лидочка.