Вот она и стремилась всколыхнуть воспоминания, оставшиеся от той пыльной летней Москвы, завешенных окон, старого матраса на полу, пепельницы, полной окурков, и опустошенной гулкой квартиры с чемоданами у двери, где все было готово к Левочкиному отъезду. И от Левы, его рук, его невероятных глаз и затаенного шепота, от которого мурашки бежали и сейчас, спустя годы.
Она уже и не мечтала, что встретится с ним после отъезда, но в первый раз повезло и очень хотелось повторить. Тем более в ее любимом Париже с его особым шармом, запахом дорогих духов, тянущимся почти ото всех долгим нескончаемым шлейфом, городскими модниками, удивительными и удивляющими, чугунными кружевными балкончиками, украшающими уютные улочки, мощеными мостовыми, маленькими кафе с восхитительным горячим шоколадом и круассанами, элегантными старушками в шляпках, чулках и туфлях на приличном каблучке, милой французской речью, к которой Лидка всегда прислушивалась, но никогда не понимала. А главное, это было настоящее путешествие в сказку, где ее ждал прекрасный принц! И не Принц Мудило, а самый что ни на есть настоящий! А какой же это восторг, когда два больших счастья соединялись в одно огромное!
В каком шикарном настроении она вернулась в Москву после своего первого Парижа! С каким упоением рассказывала обо всем, кроме Левы (это она оставила только для себя), как восхищалась их французской жизнью! Не то чтобы дома жилось плохо и бедно, совсем нет, грех было жаловаться, Лидку никогда не влекло материальное, но то роскошное французское разнообразие и изобилие всего, действительно всего, восхищало ее и одновременно ставило в тупик! Почему мы так не можем, что мешает? Откуда столько продуктов? Красивой одежды? Расцветок? Почему так много и так жизнерадостно? У нас ведь тоже есть всякие краски, а не только синяя, серая и коричневая. От чего все это зависит? Она пыталась было философствовать и сидя с Левушкой в каком-нибудь тенистом парижском жардане, но мысли ее уже через пять минут куда-то улетучивались и превращались в тихое восхищение – какие у Левушки дивные глаза! какие птички! как пахнут розы! какая погода! И все, на большее она в те парижские моменты была не способна.
Париж она выделяла из всех заграниц, в которых побывала, и, как только возвращалась домой, начинала мечтать снова туда вернуться. Но этот раз был не как все, она слегка волновалась, что ничего не получится, – умер дорогой Леонид Ильич Брежнев, и Лидка, погоревав часок для приличия, стала думать о себе – а вдруг ее уже никуда не пустят, а вдруг все плохое вернется, границы закроют и увидеть свой любимый Париж и Левушку в нем ей уже никогда не придется? И в этот раз она готовилась очень загодя по двум причинам: правильно собрать все документы, список которых нужно было сверять чуть ли не каждую неделю в связи с серьезными переменами на всех уровнях там, наверху, и, во-вторых, подгадать так, чтобы успеть к своему юбилею, который она, конечно же, собиралась праздновать дома, среди своих. Ну и, конечно, чтобы Левушке было удобно бросить свою Нормандию и приехать на недельку в столицу.
Сбор всяческих документов, квитанций, характеристик и фотографий был невыразимо долгий, затем следовал очень нервный поход в ОВИР – отдел виз и регистрации – с заявлением, вернее, с прошением о выезде из страны. Анкету Лидка заполняла долго и тщательно, нацепив для верности сразу две пары очков и призвав к этому важному делу старшую внучку. Анкета выглядела довольно зловеще, требуя ответы на все вопросы.
И далее вопросы.