— Это просто непривычно. То, что люди сделали из учения Посвященного, гм… Иисуса — это куча искажений и истерики. На самом деле. Ты будешь чувствовать твое божество, уместность деяния — когда будешь чувствовать себя.
— Динозаврики уже почти слушаются, — улыбнулся Стив. — И спасибо за упражнения с шариками. Мне стало легче рисовать. Ты бы хотел посмотреть мою студию?
— Я очень в этом заинтересован, — вернул улыбку Сефирот. — У меня студии как-то не случилось. Если динозаврики уже почти слушаются, то давай добавим еще кое-что? Я когда-то учил это же делать Кадзутаку Райтхена, когда он начинал свои магические путешествия.
— Кадзутака очень странный, — признался Стив. — Он вообще человек? — Роджерс поднялся. — Пойдем?
— Идем, — Сефирот встал. — Да, он потомок генетического модификанта и наверняка еще одного модификанта, родился в неприятном мире.
— А генетический модификант — это как? — заинтересовался Стив.
Они с Сефиротом поднялись по лестнице, и Стив распахнул перед ним дверь в студию. Вдоль стен стояли законченные картины, включая самую первую, пальчиковую. На мольберте был начатый портрет Грена. На подоконнике — стопка скетчбуков и альбомов с набросками.
— У меня в последнее время одни яуты на уме, — Стив указал на три законченные работы и начатую картину с матриархом, Сайнжей, Руди и Йонге. — Очень впечатлила книга. Такие товарищеские отношения… То есть там и приключения, и еще парни любят друг друга, но для меня самое важное — вот эта товарищеская близость.
— Это взят исходный геном человека и проведены какие-то изменения, — Сефирот вошел, огляделся. — Я тоже модификант, в геном гибрида человека и Цетра искусственно внедрен вирус. Такие глаза — это из-за вируса. У тебя очень экспрессивная техника, я бы сказал.
— Да? — удивился Стив. — Не думал об этом. Ну то есть я получил классическое образование, в моем колледже даже к Гогену и Ван Гогу с Моне относились скептически, а уж сюрреалистов и абстракционистов вообще проклинали. Не знаю, почему. Мы учились на классических образцах. Анатомия, гипсовые копии греческих статуй…
— Это зависит от личного темперамента, не от образования. И твой дар, и ты сам — вы сильны. Получается мощный, экспрессивный рисунок. Я вот человек достаточно закрытый, мои работы — скорее наблюдения, почти без выражения моих эмоций, — Сефирот посмотрел на Стива. — Я думаю, ты видел работы русского художника Айвазовского?
— Да, в Нью-Йорке была выставка в прошлом году, я ходил. Они звучат.
— Если сравнить его как мариниста и Джона Кармайкла, к примеру. Отлично видна разница. Как тебе свет на этой широте? Для меня было слишком ярко.
— Мне нравится, — признался Стив. — В Нью-Йорке он более жесткий. Тут яркий и рассеянный. Провоцирует использовать яркие краски, — он указал на картину с Сайнжей в аквариуме. — Я бы не решился прежде использовать флуоресцентный акрил, но у яутов именно такая кровь.
Сефирот разглядывал картину некоторое время. Потом обернулся и так же задумчиво порассматривал Роджерса.
— Как интересно… Так, Стив. Давай вернемся к исходным вопросам. Ты сказал, что перерисовал ухо коту и потом заснул? Устал? Пойдем на улицу.
— Устал, да. Мне что-нибудь взять с собой?
— Надо будет просто обуться.
— Да, конечно.
Они вышли в сад. Миндальное дерево цвело вовсю, и уже раскрывали бутоны персик и абрикос. Яблони и черешни пока стояли словно в раздумье, зато распустились цитрусовые деревья — одновременно цветы и плоды. Воздух благоухал.
Стив глубоко вдохнул аромат. До сих пор ему не случалось бывать в цветущих садах.
Сефирот принюхался, фыркнул — для него запахи были слишком сильны.
— Смотри, твой дар позволяет тебе менять физическую реальность. Довольно необычным способом, но это так. Вообще на самом деле все предметы вокруг нас существуют в виде энергий — что деревья, что трава, что земля. Тела людей и животных исходно тоже — энергии, вошедшие в материю. Пока доступно?
— Да. Я что-то такое то ли слышал, то ли читал.
— Отлично. В самом просто виде — во время магического рисования ты входишь в транс и обращаешься непосредственно к энергиям. И перенаправляешь их так, как они должны были бы течь. В результате получается нормальное кошачье ухо.
— А почему я тогда стер нарцисс? — не понял Стив. — Я просто хотел перерисовать его, у меня не получился набросок.
Сефирот хмыкнул.
— Ну, ошибки тоже бывают. Ты же не машина. и сам говоришь, что пока пользоваться даром не умеешь.
— Не умею, — понурился Стив. — Интересно, а если я его снова нарисую? — он оглянулся на клумбу.
— А тебе хочется? — поднял брови Сефирот. — Кстати о энергиях и материи — могу показать на примере.
— Покажи, пожалуйста, — обрадовался Стив. Добавил: — Не хочется, но Туу-Тикки… Хотя она не огорчилась. Обрадовалась, что у меня есть дар.
— Смотри.
Сефирот отошел на свободное место, повернулся левым боком к Стиву и приподнял левую руку, чуть сжал пальцы — воздух под его пальцами вспыхнул, сияние растеклось нитью, потом лентой, обрело объем — и погасло. В руке Сефирота остался длинный слабоизогнутый меч.
— Это Масамунэ, она решила, что симпатизирует тебе.
— Ах! — выдохнул Стив. — Она… Она прекрасна!
— И более того, — Сефирот свободной рукой вытащил из кармана джинсов носовой платок и взял им клинок, показывая Стиву рисунок хамона. — Очень наглядно и эффектно. Ты реализуешь свой дар не так эффектно, но эффективно.
— Как волна, — Стив провел пальцами над клинком, не касаясь. — Я никогда не видел таких мечей.
— Это храмовый меч, вутайцы, в вашем мире — японцы, почти не использовали их в бою. К тому же она живой меч, личность со своим мнением, — Масамунэ еще раз вспыхнула и растворилась, Сефирот спрятал носовой платок обратно.
Стив вздохнул, немного разочарованный. Любоваться Масамунэ он, как ему показалось, мог бы до вечера.
— Да, когда я ее нашел, завис на два дня, — улыбнулся Сефирот. — Табельное оружие моего подразделения — прямые полутораручные мечи, а тут такое. В мои семнадцать лет — это было откровение. Вернемся к процедуре. Физические тела людей мало приспособлены к магии. Это правда. Маг с сильным даром должен быть осторожен, иначе он сожжет себе нервную систему — в руках, в мозгу. Я сам как-то сжег себе нервные окончания в кисти руки. Мой сын был перегружен тренировками и потом долго восстанавливался. То есть надо сперва подготовить тело и вообще психику.
— А как? — спросил Стив. — Я правильно понимаю, что силовые тренировки тут будут бесполезны?
— Силовые тренировки будут полезны для переключения синаптической нагрузки. Я покажу тебе тао, научу его делать. И подумай, какое место в мозгу ты задействуешь, когда рисуешь как маг. Покажи мне на голове.
Стив задумался. Коснулся затылка, места под затылком.
— Вот в ближайшее время, когда будешь рисовать что-то сложное, обращай внимание, чтобы точка внимания была где-то в другом месте, не там. А магический рисунок начни с простых вещей — кубиков, гипсовых моделей. В общем, чего-то простого, понятного, не живого. Поменяй им форму, рисунок на боках, прозрачность — в общем, в таком плане, не сложнее.
— Я перерисовывал узоры на чашках Туу-Тикки, — признался Стив. — У нее много ненужных. Была роза — а я нарисовал пингвина.
— Тоже хорошо. Я понимаю, это не очень интересно, но это тренировка. Если чашка треснет — это просто чашка. Ты будешь чувствовать, как меняется готовность к нагрузке. Потом еще обсудим. А теперь давай в дом, я покажу тао. Ты ведь лучше чувствуешь себя на твердом покрытии, как я помню?
— Да, верно, — кивнул Стив.
Они вернулись в дом, разулись. Стив поправил перекошенные кроссовки Баки. Вся обувь Барнса на месте — значит, он где-то в доме.
Сефирот попросил духов освободить место в гостиной, и когда мебель расползлась к стенам, взмахом руки указал Стиву на диван. Сам занял место почти в центре, постоял минуту, выравнивая дыхание, потом правой ногой шагнул на ширину плеч, приподнял руки на уровень бедер и протанцевал «Шелковый Путь». Последними движениями вернулся в исходную точку и еще минуту постоял неподвижно. Потом посмотрел на Роджерса.