Тимур, услышав, что говорят о нем, подошел, ткнулся носом поочередно в ладони Стива и Дениса, проворчал что-то.
— Обругал, — предположил Стив.
— Ругается он только матом и очень громко, — улыбнулся Денис. — Знаешь, он ведь не понимает, почему я больше не беру на прогулку игрушки. Он раньше любил за ними бегать, а теперь ему просто нельзя. Папа говорит — это будет мой первый опыт утраты. Я понимаю, но все равно тяжело. — Он вздохнул. — Но так, чтобы было только хорошее — не бывает. Я, когда здесь оказался, думал сначала, что это такое вот у людей посмертие. Спросил: «Это рай?». А папа отвечает: «Нет, это Сан-Франциско». Смешно вспоминать. И как он меня на руках в комнату отнес. Я тогда на ногах не стоял. Папа сильнее, чем выглядит. Мама первые полгода каждый вечер читала мне перед сном. Как ребенку. Да я тогда и был совсем ребенок. Опыт не детский, конечно, и тело, но им-то все равно. Они видят то, что на самом деле.
Что есть, то есть, подумал Стив, фейри видели много про них с Баки. Вряд ли среди обычных людей адаптация шла бы так легко. Это феерическое везение, что они оказались в ситтине. При другом раскладе они оба, даже в этом мире, оказались бы в лаборатории. Вот к гадалке не ходи, вспомнил Стив выражение, слышанное от Баки.
— Посмертие? Ты умирал в своем мире? Как ты тут оказался?
— Самоубийство, — пожал плечами Денис. — Депрессия и самоубийство. Только Эшу повесил на меня заклинание на «дыхание смерти» — в любой смертельно опасной ситуации я оказался бы здесь. Мы встречались с ним и Дани, случайно. Они играли на свадьбе у моего друга. Лорри тогда был еще жив… — Денис повернулся к Стиву. — Это первая собака Таи, ирландский сеттер. — Когда я сбежал от хозяина, пристроился навигатором на частный грузовой корабль. Повезло. Летал с ними почти два года. Они мне были как семья — ну, как я ее тогда мог понимать. Потом наши пилот и медсестра поженились и ушли из команды. Она уже беременная была. Они были моими лучшими друзьями, но им было плевать, что я думаю о ситуации. Просто бегали ко мне каждый вечер и жаловались друг на друга. А мне было восемь лет, и я почти ничего не понимал в человеческих отношениях. И было чувство, что меня бросили. Я даже не понимал, из-за чего. Мы потом летали без них. Всей команде было, ну, нормально. То есть для взрослых людей это и правда нормально, а у меня словно дыра внутри открылась. И я в нее проваливался, пока совсем не провалился. Я же киборг, я умею не показать людям, что я чувствую. Раз капитан считает, что все как надо, и остальные, значит, и правда все как надо, это просто я урод неполноценный. Ну и… вышел в шлюз в открытом космосе. Даже не думал ничего, кажется. Нечем уже было. — Денис передернул плечами, подозвал отбежавшего к границе большого ситтина Тимура. — Мама с папой меня полгода из руин собирали. Я тогда… как сброс всех команд. Все наработанные модели поведения отвалились. Меня же в команде всегда воспринимали как взрослого, я и вел себя соответственно. Ну да, не все понимал, но это оттого, что киборг, а не оттого, что всего семь лет. Умирал за них, убивал… Мы в какой-то момент подобрали еще одного разумного киборга, Ланса. Ему четыре года было. И вот он правда вел себя как ребенок. Мультики смотрел, играл в простенькие игрушки, кошку тискал… К нему и относились почти как к ребенку. Почему они не подумали, что четыре года и восемь — не такая уж большая разница, я не знаю. Может, им было удобно, что я такой взрослый и разумный, и глупых вопросов не задаю. Это же вообще удобно — боевой киборг и одновременно навигатор на борту, и ни гроша за него не заплачено. Когда я поломался, они меня чинили, я потом все деньги вернул, даже с прибылью остались. А мне за работу не платили, — Денис хмыкнул. — Два года работал за еду и койку. И за то, что меня не сдавали производителю как бракованную технику. — Денис покосился на Стива. — Я несправедлив сейчас, наверное. Просто накатывает иногда. Контраст слишком сильный. Как ко мне относились там — и как тут.
— Да какой тут «несправедлив». Они считали тебя своим другом, это как минимум, ты там не один был, но никто не заметил, что тебе плохо. Мы все бываем порой эгоистами и говорим только о себе, вон, можешь Баки спросить, он от меня наслушался нытья, но чтобы быть настолько слепыми… Знаешь, у меня сложные отношения с Эшу, у него-то со мной куда проще, но я рад, что он сделал так, что ты оказался здесь.
— Я тоже рад, — кивнул Денис. — Эшу, мне кажется, не ошибается в таких вещах. За что ты его так не любишь? Он не сделал ни тебе, ни Баки ничего плохого. Он никому в ситтине никогда не делал ничего плохого.
— Он пришел, объявил, что ему нужна власть над Мидгардом и тессеракт, взял под контроль группу людей, в том числе и моего друга Клинта. Он натравил на нас читаури с монстрами, порушил часть Нью-Йорка. И хоть сам лично он и не убил, кажется, никого, но пострадали многие. Это было страшно, столько смертей… Клинту быть под контролем и стрелять в своих было еще страшнее. Нас потом ткнули мордой, что Мстители ничуть не лучше: мы пока ловили детище Старка по всей Соковии, тоже погубили много людей… Я тогда успокаивал себя, что я на правильной стороне, что в следующий раз сделаю все, чтоб никто не погиб. А-а-а-а-а, — Стив махнул рукой с зажатой чашкой. — Я не туда уехал, извини. Я до сих пор делю мир на черное и белое, а раз Эшу — тогда Локи — выпустил в наш мир монстров, то мне сложно представить, что он изменился, и ему не нужен больше Мидгард. Сейчас я хотя бы это допускаю, — Стив скривил губы. — Вот такой я большой и деревянный таран. Пнули — и полетел. Правильно меня Бран к деревьям приставил. Вот видишь, я такой же эгоист — ответ на твой вопрос все равно свернул на себя.
— Все так делают, — улыбнулся Денис. — Это нормально. Понимаешь, — он бросил на Стива короткий взгляд. — Эшу — это не Локи. Дело не только в имени, хотя оно тоже многое значит. Есть же настоящий Локи, понимаешь? Рыжий, кстати. Очень неоднозначная сущность. Я не знал Эшу, когда его звали Локи, да его никто тут не знал, на самом деле. Он уже сменил имя, когда помогал создавать этот ситтин. Просто… ну, для тебя прошло три года. А для нас — куда больше. Для Эшу, наверное, еще больше, он много странствовал в местах, где время течет иначе. С ним что-то произошло, и он изменился. Он не любит рассказывать. Просто говорит, что Йодзу нашел его, когда все стало совсем плохо. Они с Йодзу кузены, у них общие матери. Я слышал, что мать Эшу убили, но он ведь даже и не мстит за нее. Хотя за Дани отомстил, и еще как. За Дани, за меня, за всех нас — разумных киборгов. Мне сложно представить то, что ты рассказал. Я не понимаю, почему он так поступал. Вероятно, была причина — не бывает, чтобы не было. Просто, понимаешь… Я работаю на Звездочке, это место, куда сходятся нити Дороги из многих миров. Многое вижу, многое слышу. Да и мой опыт… Люди все время убивают друг друга. Воюют. Ценят человеческие жизни даже меньше, чем чужаки. Что там за договор был у Эшу с читаури, о чем — мы ведь не знаем, верно? Может, речь шла о малой жертве ради большого выигрыша. Когда страдают твои близкие, тяжело думать о малой жертве, согласен. Но иногда случается и так. Хотя я понимаю, что тебе сложно такое принять. Кому угодно было бы сложно. Локи заставил твоего друга предать тебя. Почти как ГИДРа и Зимний Солдат, да?
— Настоящий Локи? Как в скандинавских легендах? Я читал «Старшую Эдду» в стихотворном переводе, — Стив остановился, посмотрел на Дениса. — Я не знаю подробности о договоре с читаури, но об отношении Тора к Локи — имею представление. — Стив помолчал. — Тор сволочь. Но если бы Эшу или Локи, такой, каким я знал его в Мидгарде, снова бы развязал войну, я вышел бы против него. Даже без щита.
— Вот только ему уже не нужно, верно? — Денис остановился, положил руку Стиву на плечо. Тимур рыскал между соснами — за разговорами они вышли почти к дороге у подножия холма. — Ваш поэк странное место. Очень агрессивное. Может, на Локи влияло и это. Не знаю. Сейчас он помогает. Иногда странно, но помогает. Знаешь, нас, рыжих, шестеро. Ну то есть, может, больше, но тех, кто считает друг друга братьями — шестеро. Эшу за нас и для нас готов на что угодно. Даже странно иногда. Мы не злоупотребляем.