— У Сэма обычная квартира, типовая. Я не особо рассматривал. Помню фотографии и полосатые обои. А у Хоукая дом. Представляешь, пока туда не попали, я даже и не знал, что у него есть семья. Я даже думал одно время, что у них с Романофф отношения. А оказалось, Нат тянулась к Беннеру… — Стив фыркнул. — Мы со Старком поругались. Отношения выясняли, махая топорами: кололи дрова. Я, кажется, просто порвал один из пней. А дом хороший, деревянный, довольно далеко от нормальных дорог. Много всяких мелочей, игрушек. У Хоукая двое детей, наверное, сейчас уже третий.
Стив взялся за зелень, подвинув к Баки огурцы.
— Хорошо там, тихо.
— Ну, «тихо» — тоже критерий, — Баки принялся нарезать огурцы кружочками. — Хотя, конечно, самолеты все равно шумят. Надо будет со временем изучить весь город и выяснить, где жилье поприличнее.
— Школы, — заметил тихо вошедший Элиас. — Если вы планируете детей. Хорошие муниципальные школы. И выбирать район, исходя из этого.
Он достал из шкафа бокалы и штопор и вышел.
Стив и Баки переглянулись.
— Так, давай сюда к капусте все, — Стив быстро помял в руках капусту, чтоб та была мягче. — Он прав. Но если нам понравится дом дальше от школы, то будем возить. Нужна будет машина такая, семейная, с большим кузовом и чтоб все помещались. Плюс наши мотоциклы, велосипеды и машина для души.
— Минивэн, — кивнул Баки. — И внедорожник. Два мотоцикла. Велосипеды. Значит, большой гараж. Шесть спален, по ванной комнате на каждую пару спален. Студия для тебя. Гостиная, кухня. Обязательно двор. А знаешь, я в Сан-Франциско такого нигде пока не видел.
— Поездим по городу, посмотрим. А не найдем — построим сами, — Стив аккуратно перемешивал овощи с петрушкой и маринадом. — Не в смысле кирпичи класть, не. Подумаем, обсудим, кому что нравится, я нарисую. Найдем фирму. Зато будет совсем наш дом, без чужой истории.
Баки бросил на него долгий изучающий взгляд.
— Ты нарисуешь, Алька сделает проект… — задумчиво сказал он. — И мы воткнемся прямо в парк Голден Гейт, если там разрешена застройка.
Они отнесли салат во двор, где Элиас как раз заканчивал накрывать на стол. Собаки лежали возле мангала и с тоской поглядывали вверх.
— Красивые, — сказал Баки. — А Туу-Тикки почему-то сомневалась, что они мне понравятся.
— Борзые — собаки на любителя, — ответил Элиас. — Многие считают, что они такие худые потому, что мы их не кормим.
Он был высок, худ и обаятелен — не сшибающим с ног обаянием фейри, а вполне по-человечески. В нем чувствовался давний, давно уже склеенный надлом. А Тая вот так, дома, в свободных брюках, свитере и фартуке, была очень похожа на Туу-Тикки.
— Они всем своим видом стараются нам это доказать, — Стив кивнул на собак. — Такие глаза, что не будь у нас в доме животных, которые так же любят повыпрашивать дополнительную порцию, я поверил бы им. Артисты.
Собаки грустно вздохнули, синхронно и громко. Баки рассмеялся.
— Собаки, вы красивые, — сказал он.
Ярро немедленно встал, подошел к нему и ткнулся мордой в колени.
— Я даже не подозревал, что бывают такие собаки, — признался Барнс. — Таких, как вы, наверное, и не сдают в приюты?
— Эриус приютский, — покачала головой Тая. — У него были проблемы со здоровьем, и хозяева не хотели тратиться на операцию.
— Но он же, наверное, стоит как автомобиль! — удивился Стив. — Такая породистая собака!
— Ну да. Только его покупали как будущего производителя, а он оказался породный брак. Садитесь за стол.
Ели в молчании. Элиас наливал вино. Баки сосредоточенно нарезал стейк и поливал кусочки острым соусом. Тая налегала на салат.
— Я рада, что вы вошли в семью, — сказала Тая. — Это и само по себе здорово, и вам поддержка не помешает.
— Я тоже рад, — кивнул Элиас. — Для разнообразия, будет интересно, если хоть кто-то в семье окажется не музыкантом.
— Баки как-то пел, — сдал друга Стив. — Пробрало, правда. А я не умею, только если затеряться в общем хоре.
— Ты художник, — повернулся к нему Баки. — А я пел, да. Туу-Тикки считает, что мне стоит продолжать. Хочется ей поверить.
— И поверь, — улыбнулась Тая. — А то все, кроме меня, только играют. Зато, когда мы с «Совой» летаем, у группы целых две вокалистки. И сам Эшу иногда поет. И Игорь. И Дани на бэк-вокале.
— Иногда скучаю по ним, — признался Элиас. — Я Эшу жизнью обязан, пожалуй, дважды. Да и вообще… Хорошая команда.
— Твоя нынешняя не хуже, — заметила Тая. — Элиас сессионный музыкант и иногда играет с «Багряной стрелой» — это группа Оуэна и Лероя.
— Им редко бывает нужен саксофон.
— Ну и зря. А я с ними пою. В первый раз выступала на свадьбе Оуэна и Джейка. Так волновалась! Мама и папа аккомпанировали. Хотя та песня изначально была совсем не для арфы.
Стив подумал, что нужно будет купить себе плеер и закачать туда музыку. И в студии, наверное, не помешает что-то, хоть радио. Жаль, что в этом времени вряд ли удастся найти патефон. Больше ста лет прошло.
— А что значит «не для арфы»? — спросил Стив, встретившись взглядом с Баки и улыбнувшись ему.
— Ее написал мужчина с такой очень характерной хрипотцой, и пел под гитару. Папа переписал аранжировку для гитары и большой арфы, и партитуру переписал для сопрано.
Тая глянула на Элиаса. Тот поднялся и через пару минут вернулся с большой черной гитарой. Тая настроила ее и взяла первый аккорд:
— «Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов…» — запела она.
Она пела на русском, и с первого же слова Баки взял Стива за руку.
— Это называется «душу вынул», — произнес Стив, как только смог говорить. — Как же этот человек жил, раз писал такие песни? Как же его не разорвало…
Болело в груди, в горле встал ком и не желал уходить, а отпустить руку в своей ладони Стиву не представлялось возможным.
— Разорвало, — тихо сказала Тая. — Он умер в сорок от инфаркта. Оставил по себе прекрасные песни и стихи.
Элиас придвинулся к ней, приобнял за плечи, поцеловал в щеку.
— Зато та песня, с которой я познакомился с «Совой спасительной»… — он улыбнулся. — Споешь, моя хорошая?
— О, — кивнула Тая. — Снизим градус пафоса. «Умножились враги мои, как будто море, и скорби обступили мое жилище. Куда ни посмотрю — везде болезни и горе, горька моя вода и слезы стали пищей…»
Баки смеялся под конец песни. Элиас улыбнулся.
— Вот с этой песней они и вошли в мою жизнь, — сказал он. — И до чего же она тогда оказалась кстати! У меня как раз был день рождения. Лучший подарок, что я получал.
— «Сова спасительная» и сейчас ее поет, — сказала Тая. — У них огромный репертуар, новый под каждую планету.
Стив не знал, как относиться к песне. Вроде бы серьезно началось, и серьезно продолжилось, но потом появилась сова. С пулеметом и гранатами. Стив откровенно ржал к концу песни. Только слова о «нечего уродам делать на земле» больно царапнули по сердцу. Ничего, пообещал себе Стив, они с Баки — не уроды, прорвемся.
— Слушай, Алька говорил, что есть песня про мать Терезу, — вдруг вспомнил Баки. — Ты ее знаешь?
Тая задумалась.
— А, знаю. Тот же автор. «Про святых». Там Терезе один куплет в конце отдан. Сейчас-сейчас…
Она перебирала струны, вспоминая.
— Вот. «От воды поднимался стеклянный туман, словно яблоко, заалел рассвет, когда ставил парус святой Брендан, пальцем пробуя ветер на вкус и цвет…»
Когда Тая допела, Стив с трудом разжал пальцы, закостеневшие на руке Баки, и закрыл лицо ладонями. Эта песня просто душу выворачивала. Никогда, ни разу, ни в одной из церквей, ни одна католическая служба не творила с ним такого. Там была красивая музыка и голоса певчих, которые звучали, как хор ангелов, но…
— Это… — глухо спросил он, не замечая, как по щекам бегут слезы, — …тоже поет Эшу?
— Его команда, — ответила Тая. — Неясыть поет. Неясыть очень любит песни Тикки Шельен, а та была католичкой и много писала. Очень разного. Про сову и станковый пулемет — тоже Тикки Шельен, и про сову и ядерную бомбу.
Баки кивнул: