— Еда! — веско припечатал Стив на попытки друга залечь спать дальше. — Потом делай, что хочешь, хоть гнездо из одеял.
Принесенный Стивом йогурт Баки выпил, поблагодарил и заполз обратно. Вчерашний поход на конюшни им, непривычным к верховой езде, дался непросто. У Стива до сих пор немного болели ноги: против лошадей сыворотка оказалась бессильна. Ездить верхом профессионально Стив учиться не собирался, но хотел потратить какое-то время на то, чтобы не падать так позорно с лошадиной спины.
Стив вздохнул, повязал на голову цветастую бандану, одолженную Денисом: солнышко припекало. Да и за пределами ситтина дул холодный ветер с океана, отчего казалось, что градусник врет и никакие там не семьдесят четыре, шестьдесят и ниже.
В скетчбуке с утра уже появилось несколько набросков. Не рисовать в эти дни Стив не мог, даже вчера на ранчо набросал леваду с лошадьми и несколько узоров с седел. Лус и Денис с Маруном в поводу были одобрены прямо там.
Туу-Тикки возилась в цветнике неподалеку — что-то подрезала, поправляла, рыхлила грунт и все время общалась с растениями — разговаривала с ними, негромко напевала. Она была в коротких синих легинсах, зеленой футболке и рабочих перчатках. Волосы короной лежали вокруг головы. В скетчбуке у Стива уже была пара набросков. На одном Туу-Тикки задумчиво курила трубку и читала книгу, на другом, крупным планом, она поливала цветы, что-то ярко-сиреневое и тропическое.
А Стив рисовал нарциссы. Они уже полностью высунулись из земли, выпустили бутоны, обернутые пленчатым покрывалом, Туу-Тикки говорила, как оно называется, но Стив забыл. Только один цветок раскрылся наполовину, показывая нежно-кремовые, почти белые лепестки.
— Такая дождливая зима, и такая дружная ранняя весна, — сказала Туу-Тикки и потерла лоб запястьем.
Она окинула взглядом розарий, стянула перчатки, кинула их на землю и устроилась на качелях. Духи принесли ей трубку и табак.
— Я привык к более суровым зимам, — Стив украдкой набросал качели. Обозначил кусты роз, наметил позу Туу-Тикки. — А здесь даже снегопада не было такого, чтоб по уши замело.
— И не будет, — сегодня табак Туу-Тикки пах выдержанным черносливом. — Это же субтропики, Стив. За снегом надо ехать на север.
— Или высоко в горы, — сказал Стив. — Но к горам я не готов. Мы с Баки смотрели фильм про Патагонию, там красивый ледник, голубой. Волшебный цвет.
Из-за розового куста вышел Акури, вспрыгнул к Туу-Тикки на колени. Он был единственным из котов, кто освоил сад. Барон пока не уходил дальше крыльца, а Юми вообще не покидала дом. Предпочитая созерцать сад из открытого окна.
— У Баки глаза как лед на Байкале, — неожиданно сказала Туу-Тикки.
Стив вопросительно посмотрел на нее.
— Это озеро в Бурятии, — вспомнил он. — Самое большое.
— В Сибири, — поправила Туу-Тикки. — Самое большое и чистое пресноводное озеро на Земле. На всех Землях. Лед на нем потрясающего цвета. Потом покажу тебе фото.
— Если вещи существуют во всех мирах сразу, значит они особенные, — сказал Стив и смутился: сморозил очередную банальность. Привет, Капитан Очевидность. Стив, когда впервые встретился с упоминанием этого интернет-персонажа, даже оторопел, ведь ему говорили, что в этом мире нет супергероев!
— Не совсем так, — покачала головой Туу-Тикки. — Смотри: когда-то давно была одна-единственная Земля. Потом что-то произошло — два важных для мира события с равной вероятностью. И получилась ветка. Произошли оба события, каждое в своем мире. Так и началось ветвление. И продолжается. Получился веер. Но базовые константы остаются. География, например, почти не меняется. Климат меняется, но тоже не слишком сильно. А вот человеческая история варьирует довольно ощутимо.
— Главное, чтоб никто не научился делать эти ветки сам и использовать для себя. Или во благо очередных великих целей.
— О, умеют многие, — Туу-Тикки затянулась, выдохнула дым и погладила кота. — Не люди, конечно. Лорды. У Сефирота восемь или девять братьев с других планок веера его исходного мира. Гайю разложил веером Лорд Эльс — ставил эксперимент. Просто не все такими вещами занимаются. Эшу, скажем, это неинтересно. Йодзу тоже. Леди Наари совершенно наплевать, каких миров и сколько, она все равно есть во всех. Она, кстати, восстанавливала Гайи после Эльса — они были отрезаны от потока Живой Жизни.
У Роджерса с трудом укладывалось в голове, что власть над мирами может быть настолько полной, а те, кто волен творить там все, что в голову взбредет, не заинтересованы в этом. Он встряхнул головой и прогнал мысль о такой мощи. Его это не касается, и как-то повлиять на подобное он пока тоже не может.
Стив вернулся к рисунку. Распускающийся нарцисс рос немного отдельно от общей группы, Стиву не нравилось, как он изобразил сам цветок. Он потянулся к ластику, подтер пару линий, дорисовал листья. Нахмурившись, стер полностью, решив нарисовать заново. Все-таки растения ему не даются…
Он взглянул на цветок снова — но на узкой клумбе возле бассейна не было ни одного распускающегося нарцисса. Только бутоны.
— Что за… — пробормотал Стив.
Он потянулся, потрогал место, где только что было растение. Ведь было же! Стив посмотрел на лист бумаги, на котором остались следы в том месте, где он стирал карандаш. Он же был! Тут вот! Прямо перед ним!
— Туу-Тикии, — позвал он. — Я сломал цветок…
Туу-Тикки ссадила Акури с колен, подошла к Стиву, оперлась на его плечо, перегнулась через него и посмотрела на лист с бледными стертыми контурами растения, на клумбу.
— Так, Стив, — серьезно сказала она. — Подробно, по шагам, опиши мне, что ты сейчас делал.
От ее тона Стиву стало страшно. Сердце заполошно застучало, вспотели ладони. Он опустил скетчбук на землю, положил руки на колени, выпрямил спину.
— Я рисовал. Цветы, тебя. Мы разговаривали. Потом я посмотрел на свой рисунок и мне не понравилось, как получилось. Перспектива не та. Я стер пару линий, а потом и само растение. Все. Его не было больше. А я его тут помню! — Стив поднял взгляд на Туу-Тикки. — Что я сделал?
Это опасно, хотел спросить Стив. Меня теперь заберут, чтоб я больше ничего не стер? Но Стив промолчал, не желая слышать ответ еще хоть немного.
— Поздравляю, Стив, — голос Туу-Тикки звучал серьезно и в то же время радостно. — Ты маг. Поздравляю тебя с пробуждением твоей магии и с тем, как быстро стало ясно, в чем она заключается.
— Я? Маг? Как же… Откуда? Я же… Я теперь не смогу рисовать? Или мне нельзя рисовать с натуры, а только придуманное? А я только хотел попросить Дениса позировать для скульптуры…
Стив опустил плечи, посмотрел на лежащий в траве скетчбук. А вдруг он у Баки что-нибудь стер, пока рисовал его в гостиной у плазмы с котом на коленях? Вот как спросить?
— Я думаю, тебе нужно будет поэкспериментировать, — предположила Туу-Тикки. — Вдумчиво и осторожно. Чтобы понять границы твоей силы. Скажем, нарисовать чашку с картинкой, а потом стереть картинку с рисунка и посмотреть, что получится. Потом нарисовать картинку на чашке снова, другую, и посмотреть, проявится ли она. С живыми существами и правда надо будет быть осторожнее. Знаешь, Стив, мне кажется, твоя магия проснулась после последней линьки. В твоей душе было что-то вроде дыры — я сталкивалась с таким и у других наших детей. Сейчас эта дыра закрывается, и высвободившиеся силы, которые в нее уходили, развернулись в магии. Ты художник, и неудивительно, что твоя магия в рисунке.
Она поцеловала Стива в макушку.
— Ты чудесный, — сказала она. — И что-то я читала о подобном даре, но давно и уже не вспомню, у кого. Кто-то начала века, какой-то фантаст. То ли Гейман, то ли Кинг, то ли Пратчетт. Не Брайт точно. Поищу.
— Я не буду пока рисовать ничего живого, — пообещал Стив. — А если я не смогу сам понять, от чего зависит вот это вот, то никогда не буду. Господи, я никогда не думал, что я… В Средние века меня б на костре сожгли… Спасибо, — Стив встал и быстро обнял Туу-Тикки.
— Стив, я думаю, вымышленным персонажам ничего не грозит. И правкам в рисунке, наверное, тоже. Просто нельзя полностью стирать уже нарисованных живых существ. Как-то так. Ты попробуй. Нащупай границы своих возможностей. — Она улыбнулась. — Надо же, четвертый маг в семье.