Совы все нет. И на пороге пусто. Может, письмо унесло ветром?
К обеду я уже настолько взвинчен, что не могу ни на чем толком сосредоточиться. Грейнджер всегда отвечала тут же. Почему же сейчас?..
Почтовая сова появляется ближе к вечеру, когда я уже готов послать второе письмо – на всякий случай. Взъерошенная птица выглядит очень недовольной, словно я ей печенье должен. За такую работу ни крошки не получит, пусть не пыжится.
Разворачиваю свиток, и не сразу понимаю, как это может быть. Смотрю на сову, а она только ухает возмущенно.
Или птица мне на этот раз досталась предельно тупая, или…. вот об этом „или“ я думать не хочу. Совсем не хочу. Потому что я знаю, в каких случаях совы не могут доставить письма адресату.
Я снова аппарирую к дому Грейнджер, стараясь не вспоминать о том, что мне сегодня снилось. Грейнджер – не глупый подросток, она умная и взрослая, она бы такого не устроила. Я не верю.
Звонок в дверь отзывается гулких эхом, но из комнаты не доносится ни шороха. Окна ее квартиры по-прежнему темные. И стекла выглядят слишком грязными. Но на звонке ее фамилия. И на маггловском почтовом ящике тоже.
На этот раз я ухожу не сразу. Жду. Часов до трех ночи. А потом понимаю, что это бесполезно – сегодня она уже не придет.
Отправляюсь домой и всю ночь ворочаюсь – мне снятся отголоски вчерашнего сна про дементора. А с рассветом я аппарирую в Мунго. Работу Грейнджер прогуливать не стала бы.
Там мне говорят, что она уволилась. Давно, месяца три назад. То есть, вскоре после нашей ссоры. На вопрос, а как можно связаться с Грейнджер, колдомедики не отвечают. Пожимают плечами и тут же торопятся по своим делам. Все одно к одному – и их слова, и то, что Гермионы нет дома, и что сова так и не смогла ее разыскать, и то, что сказал мне Поттер, причем сказал в прошедшем времени, словно уже ничего не изменишь. Легилименцию к ним я применять не рискую, хоть и знаю наверняка, что колдомедики что-то скрывают. Манеру Кингсли заминать скандалы я тоже помню прекрасно – что бы ни случилось, колдомедики озвучат версию “Грейнджер уволилась”, просто потому, что не захотят идти против аврората. То есть, мне нужно либо выпытывать подробности у Поттера или у самого Кингсли, либо смириться. Разница не велика – я и так в общих чертах все понимаю, а детали уже ничего не изменят. И от этого ощущения мне тошно.
Дома холодно и промозгло. Затапливаю камин и долго смотрю, как огонь уничтожает полено за поленом. В помещении постепенно теплеет. А холодный ком в животе так и не исчезает.
Почему я не смолчал тогда? Почему не принял ее сбивчивые извинения? Почему сжег письмо, так и не прочитав?
Хотел выплеснуть на нее всю злость, что накопилась во мне во время допросов? Но ведь именно Грейнджер поверила мне и вытащила из аврората – тут Поттер совершенно прав.
Думал, что она лжет? Но она же предлагала мне просмотреть ее мысли. И я достаточно сильный легилимент, чтобы разобраться, где там правда, а где ложь.
Хотел почувствовать себя романтическим героем, гордо сжигающим письма? Хотел. Почувствовал. Даже получил от этого удовольствие. Как когда наорал на Лили. Идиот.
Я понимаю, что теперь уже ничего не исправить. И ненавижу ноябрь сильнее прежнего.
Комментарий к Глава 11
Мне очень важен положительный фидбэк, поэтому я всегда с нетерпением жду ваших отзывов.
Огромное спасибо всем, кто исправляет опечатки в “публичной бете”!
========== Глава 12 ==========
Свой день рожденья я ненавижу ничуть не меньше, чем ноябрь. Когда я учился в Хогвартсе, этот день помнила только Лили. До пятого курса. Потом – не помнил никто. Кроме меня самого.
Поэтому когда раздается стук в дверь, мне это кажется странным. Кого там нелегкая принесла?
- С днем рождения, сэр, - говорит она вместо приветствия.
Грейнджер. Непривычно загорелая и привычно неуверенно улыбающаяся.
- Сэр, не злитесь. Я сейчас уйду. Просто хотела вас поздравить. Думаю, это вам понравится.
Протягивает мне коробку шоколадных трюфелей и тяжелый сверток – кажется, какую-то книгу.
Гермиона. Выглядит вполне здоровой. И пришла меня поздравить с этим гиппогрифовым днем.
Сгребаю ее в охапку, вместо того, чтобы вежливо принять подарок и пригласить в дом. С нее станется аппарировать сразу же. Если ее отпустить.
Похоже, она от такого напора очень растерялась – притихла и ничего не говорит. Увожу ее внутрь дома, не разжимая объятий, и чувствую себя при этом почти что мальчишкой.
Мы долго стоим молча, а потом она осторожно спрашивает:
- А что изменилось, пока я была в Австралии, сэр?
Она была в Австралии? У родителей? Я кретин. Первосортный кретин, считающий, что за пределами Великобритании уже ничего не существует. Решил, что если сова возвратилась с письмом, то Грейнджер погибла. Хотя каждому известно: для обычных почтовых сов – что мертвец, что давно уехавший с острова. „Волшебника нет на свете“, а свет – всего лишь Великобритания. Любой ребенок знает, что обычной совой не то что в Австралию, даже во Францию письма не послать. Только если собственную птицу обучить или особую породу из почтовых вызвать. Я же повел себя как недообученный магглорожденный, хотя нет, хуже. Как недообученный маггл. Причем параноик. Но как же здорово, что мои страхи оказались лишь страхами.
Ухмыляюсь и произношу как можно пафоснее, попутно пародируя речь министерских крыс:
- У меня был серьезный разговор с Кингсли, в результате которого я осознал, что был неправ на твой счет и должен извиниться. И, как порядочный мужчина, просто обязан попытаться восстановить прежние отношения.
Замирает, отстраняется и отходит к окну. Мерлин, да что я такого обидного сказал?!
- Понятно… - выдавливает она через пару минут. - Значит, Кингсли. Что ж, логично…
- Ну и что же ты считаешь логичным? - спрашиваю ее с иронией, а сам лихорадочно прикидываю, на что она могла вдруг обидеться. На упоминание имени Министра? Чушь, он к ней хорошо относится.
- Логично, что перемены в вашем поведении возникли не сами по себе, сэр.
Вскидываю бровь и молчу – меньше шансов сказать что-то не то.
- Мистер Снейп, ни я, ни Гарри с Роном не идиоты. И нам уже давно осточертело, что с нами носятся так, словно оставь нас без присмотра – не выживем. Но еще паршивей, когда на людей давят, чтобы они были с нами… поосторожнее.
Последнее слово Гермиона словно выплевывает. Она замолкает на мгновенье и наконец поднимает на меня взгляд:
- Мне жаль, что у вас был этот разговор с Кингсли. Мои извинения.
Ерунда какая-то. Она что, думает, будто Кингсли заставил меня быть с ней повежливее?! Думает. Определенно. Бред. Полный бред.
Сплетаю руки на груди и тихо хмыкаю:
- Гермиона, не надо нести чушь. Тебе это не идет. Меня никто не запугивал и не уговаривал быть с тобой, как ты выразилась, поосторожнее. Ты просто не почувствовала иронию в моих словах. Разговор с Кингсли я начал сам – у меня было к нему несколько вопросов, и он на них ответил. Выводы я сделал тоже сам. Не поверишь, но я вполне в состоянии мыслить самостоятельно.
Пожимает плечами и молчит. Не верит. Странно. Раньше я за ней такой паранойи не замечал.
- Ну хорошо, - говорю я примирительным тоном, - на слово ты мне не веришь. Так используй легилименцию.
Качает головой и смотрит в окно. А я злюсь – я же ей предложил влезть в свои мысли, сказал, что пущу… а ей словно все равно. Идиотка.
- Не знаю, зачем вам так важно меня убедить, сэр. Но я же прекрасно понимаю, где мой уровень, а где ваш. И что вы мне что угодно показать можете так, что будет выглядеть убедительно.
- Неужели? В прошлый раз это тебя не смущало. Ломилась так, что сносила все блоки. И верила.