Мать нашла себе лучшего мужчину, но, когда она убежала с ним, отец поклялся изловить ее. И изловил. Была драка между двумя мужиками, в результате которой произошло то, что оба они позже назвали несчастным случаем — моя мать была убита.
Всю злость и горечь от потери жены отец обрушил на меня. Избиения и словесные оскорбления становились все чаще, жизнь моя стала еще невыносимее. Не раз я думала о том, чтобы повеситься на стропилах в амбаре.
Я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы умалить собственную вину, но чтобы подчеркнуть то, чего ты, мне кажется, никогда не понимала. Тебе нужна была семья, жизнь с одним человеком, собственно говоря. А я не знала, как объяснить тебе, что иногда семья представляет собой самый порочный тип интимных отношений. Ничего священного в кровных связях семьи нет. Наша настоящая семья та, которую мы сами создаем в любви и заботе друг о друге.
Кроме этого, я никогда особо не рассказывала тебе о твоем отце. Позволь мне сейчас сказать о том, что это был добрый человек, настолько отличный от моего отца, что трудно себе представить, и именно за это я его полюбила. Но он был женат. Они с женой приютили меня, когда я, сбежав из дома, приехала в Сент-Луис, в котором у меня не было ни одного знакомого. Она была инвалидом, и мало делает чести мне то, что я пыталась увести у нее мужа. Но мне было очень горько, когда он сказал, что дал себе обет всегда быть с ней и в радости, и в горе.
Я опять убежала, и он никогда не узнал о твоем существовании, Эйприл. Если бы он узнал, я уверена, он хотел бы тебя увидеть, особенно потому, что у них с женой не было детей. Собственно говоря, я боялась, что, увидев тебя, он попытается разлучить нас, и мысль эта была для меня невыносима.
Конечно же, для роли матери я была слишком молода.
Я не знала, что и как делать.
Когда ты плакала, а мне казалось, что ты плакала без перерыва все три первые месяца своей жизни, я страшно пугалась. Как и все матери-малолетки, я думала, что иметь ребенка — это все равно, что иметь замечательную, красивую куклу. Я совершенно не была готова к пеленкам, коликам, высоким температурам, бессонным ночам.
И на протяжении первых нескольких лет я все время боялась, что мой отец разыщет меня. В кошмарных снах он не переставал преследовать меня, и я все время куда-то бежала.
Я боялась, что стоит ему найти меня, и я тоже умру».
Эйприл оторвала взгляд от экрана компьютера. Взяв стакан воды с прикроватного столика, она обнаружила, что руки ее трясутся. Она ожидала всего что угодно, только не этого подробнейшего рассказа о неприятных фактах из жизни Рины.
— Что с тобой? — мягко спросил Роб.
— Я ничего этого не знала.
— Да, довольно впечатляюще. — Роб сжал руку Эйприл.
Она кивнула.
— Рина никогда не рассказывала мне свою историю. Первое, что мне запомнилось в жизни — бесконечные переезды из города в город, где мать заводила все новых любовников, часто из числа облеченных властью членов местного общества: шеф полиции, министр, мэр. Я никогда не понимала, почему она так жила, я просто воспринимала это как должное. Новые занавески в доме — новый любовник в постели Рины.
Рассказывая, Эйприл опять взяла в руки все ту же фотографию. Она попыталась посмотреть на свою мать объективно. Естественная блондинка, прекрасное лицо с классическими чертами, тонкая талия, большая грудь. Физические достоинства Рины могли привлечь внимание теплокровных особ мужского пола где бы то ни было, и она неустанно их эксплуатировала.
Теперь же становилось более ясным, почему она так поступала. Рина росла унижаемая постоянно деспотом-отцом, а ее мать способствовала тому, что в голове дочери утвердилась идея о невозможности выживания женщины без мужчины. Но если он нехорош — найди лучшего. Если у него окажется дурной характер или склонность к насилию — беги.
Эйприл опять обратилась к экрану.
«Что с нами было последующие несколько лет, ты, я уверена, помнишь. Мы постоянно куда-то переезжали. Я боялась где-либо осесть, кроме того, я постоянно думала, как плохо мы проживаем свою жизнь. Я хотела чего-то лучшего для себя, для нас обеих. Кажется, я постоянно чего-то боялась: нехватки денег, невозможности хорошо ухаживать за тобой, преследования нас моим или твоим отцом.