— Ну за то, что… как бы потеснила его, понимаешь?
Расстегиваю «молнию» на чемодане и отвечаю:
— Да он у меня понятливый. Не бери в голову. — А потом добавляю: — Можно и мне кое-что спросить?
— Валяй. — Эрика садится на постели и как будто бы подбирается…
— Сегодня на дороге, — начинаю с осторожностью, — когда я сказала про преследующий нас автомобиль, ты вроде как испугалась… По крайне мере, именно так мне и показалось. — И добавляю: — У тебя какие-то проблемы? Не хочешь мне рассказать?
Девушка по-турецки подбирает ноги и как будто бы размышляет, рассказать мне всю правду или нет. А потом все-таки произносит:
— Да ничего такого на самом деле, просто по глупости связалась с одним типом, который оказался не тем, кем я его считала. Короче говоря, козлом он оказался… и я от него сбежала.
Она замолкает, а я все же решаюсь уточнить:
— … И ты боишься, что он может тебя преследовать?
— Не знаю, просто подумалось, — отмахивается Эрика. — Кто ж мог представить, что это турбобабули зажигают…
Вижу, что она чего-то недоговаривает, но не хочу, чтобы она считала себя обязанной открыться мне — пусть сама захочет сделать это.
— Турбобабули классные, — подтверждаю я. — Надеюсь, мы найдем этот пресловутый клад…
— Ты веришь, что он существует?
— Не знаю, — отвечаю честно, — но сама идея увлекает, согласись?
Эрика улыбается, и эта улыбка ее всю преображает…
— Так и есть, — отвечает она. — Только мне все равно с кладом или без него — я все равно поехала бы с вами, — признается вдруг.
— Правда? — удивляюсь я. — Чем… или кем, — добавляю с осторожностью, — мы тебя так привлекли?
И тогда Эрика спрашивает:
— А почему Бастиан занимается вязанием? Это какое-то девчачье занятие, не находишь?
Все ясно, большой парень запал в юное девичье сердце, как я и предполагала.
— А ты у него не пробовала спросить?
— Ага, у него спросишь, — ворчит она, насупив тонкие бровки, — видела, какие у него глазища: как у страшного серого волка… — И тут же спохватывается: — Я ничего такого не имею в виду, если что — просто стало любопытно.
Ну да, я же, типа, его девушка, а тут такие откровения… Ситуация в целом абсурдная, но довольно забавная!
— Он мне не парень, — решаюсь признаться я. — Просто большой сводный брат.
Эрика округляет глаза.
— В самом деле? Не разыгрываешь?
— Зачем бы мне это?
— Тогда зачем вы говорите… — и замолкает на полуслове, как бы сопоставляя что-то. — Это из-за Алекса? — спрашивает наконец. — Это в него ты на самом деле влюблена?
— Почему ты так решила?
Девушка подхватывается с кровати, кидается ко мне и крепко-крепко обнимает… Вот-те раз. С чего бы это?
— А я заметила, как ты на него смотришь, — глядит мне прямо в глаза, — просто подумала, негоже совать нос не в свои дела… Да и потом, решила я, — сверкает девчонка своими глазищами, — кто в здравом уме и трезвой памяти захочет променять такого милого громилу, как Бастиан, на Алекса… Уж извини, теперь-то я могу в этом признаться!
— Алекс в сто раз лучше! — протестую с улыбкой.
И Эрика пожимает плечами:
— Расскажешь, что произошло в Инсбруке? Вы ведь не просто так пошли в тот стрип-клуб, правда?
Она тянет нас на край кровати и готовится слушать мою историю. Набираю побольше воздуха и начинаю…
19 глава. Алекс
Алекс.
19 глава.
Я ухватился за эту поездку, как за спасительный круг: подумал, если так или иначе не выберусь из дома — сойду с ума.
Слишком много воспоминаний…
Слишком много сочувственных взглядов…
Слишком много Эстер в каждом уголке дома и разума!
— Хочешь прокатиться с нами до Сен-Тропе? — спросил меня Бастиан, и я согласился, не задумываясь!
Мне нравился этот парень: большой и невозмутимый, вечно в компании пары-тройки вязальных спиц, которыми он управлялся с редкостным умением. Такие навыки нарабатываются годами, и я как-то поинтересовался:
— Что ты скрываешь за всем этим? — кивнул в сторону початого вязания. Казалось невероятным, чтобы парень с такими огромными бицепсами занимался столь женственным занятием… Ему бы носы в кровь разбивать, ломать челюсти и ребра на ринге, а он нанизывает петли. За этим что-то стояла — угадывал, что говорится, нутром.
И Бастиан вздохнул, тяжело вздохнул, так, словно приподнялась и опустилась пыльная плита древнего склепа:
— Я слишком люблю свою семью, — извлек он давно погребенную тайну и снова вздохнул.
Ясности это не прибавилось, о чем я ему и сообщил, тогда-то Бастиан и пояснил: