До сих пор вижу перед глазами разводы от туши на ее щеках, и даже не знаю, чего во мне больше: презрения или все-таки… сочувствия…
А еще задаюсь вопросом: каким бы стало наше свидание наедине? Что бы мы сказали друг другу? Чем бы все это закончилось?
… Наверное, я все еще люблю ее. Самую малость…
И вот мы в Сент-Моритце, поддавшиеся авантюристской жилке турбобабуль, которые, странное дело, и забавляют и раздражают меня одновременно.
Не поддаться их кипучей жизнерадостности практически невозможно, только у меня такое чувство, словно видят они даже больше, чем говорят. А уж говорят они немало, особенно пышечка Хайди Риттерсбах… Такая заговорит зубы любому!
А уж под острые углы ее доисторического ридикюля лучше и вовсе не подставляться: они смертоноснее любого оружия… Подчас мне даже жалко того громилу в стрип-клубе, отведавшего их сполна. Бедолага! Мне лишь однажды перепал подобный, да и то по полной случайности…
— Прости, дорогой! — устыдилась тогда старушка своей неловкости, поглаживая ушибленное место. Досталось же тогда моему колену… и я смутился.
— Разбитое сердце болит сильнее, — не обратила внимание на мой румянец старая леди, продолжая «залечивать» ушиб своей пухленькой ладошкой. — Боль внешняя облегчает боль внутреннюю…
Если бы я не знал, что мы познакомились не более двух часов назад — решил бы, что обычно сдержанная на язык Стефани разболтала новой знакомой про мою эскападу с Эстер. Только этого не могло быть… и я понял, что с этими кладоискательницами ухо нужно держать востро.
А еще вспоминается мокрое полотенце, которым потчевала мою разбитую губу Стефани: «позаботься о мальчике», велела ей обычно безгласная Мария Ваккер, так и подтолкнув ту в мою сторону… Почему не Эрика или она сама? Почему именно Стеф? В тот вечер я окончательно уверился в смутно угадываемых за ее, якобы, тайными взглядами некий сердечный интерес ко мне, о котором прежде и представить себе не мог…
Стефани небезразлична ко мне?
Я бы так и не верил в это, кабы не то мокрое полотенце… то, как она смотрела на меня, как отчаянно краснела, причиняя неосознанную боль — все это не могло остаться незамеченным мною.
Той ночью я думал и об этом…
Стефани, у которой есть такой парень, как Бастиан, тайно влюблена в МЕНЯ?!
Звучало забавно… и немного трагично: мне было обидно за друга. И вообще, это было глупо! Почему я не заметил этого раньше?
Почему этого не замечает Бастиан?
Все эти мысли так или иначе не дают мне уснуть этой ночью: я ворочаюсь в своей мягкой постели, прокручивая эпизод за эпизодом… Кадр за кадром.
Воспоминание за воспоминанием.
Эстер… Стефани… Бастиан… Бабули… даже Эрика! Я забываюсь тревожным сном только далеко за полночь, и это несмотря на абсолютно бессонную предыдущую ночь.
Знал бы отец, как беззаботно отдыхает его сынок в развлекательной поездке к морю!..
А просыпаюсь с гулко колотящимся сердцем: кто-то есть в моей комнате, абсолютно уверен в этом.
Прислушиваюсь — ни звука.
Хотя, нет, звук есть: шелест едва слышного, поверхностного дыхания, заставляющего волосы на голове шевелиться.
— Кто здесь? — произношу враз осипшим голосом. — Стефани, это ты?
Никто не отвечает, и тогда я зажмуриваю глаза. Просто, чтобы не было так страшно…
И мысль: не надо было увлекаться мистическими триллерами!
… а шелест все ближе… и шаги… кто-то живой запинается за ножку кровати и глухо вскрикивает.
Распахиваю глаза — надо мною лицо… Близко-близко! Белое, посеребренное луной. Набираю было полную грудь воздуха, чтобы заорать, только пухлая ладонь прикрывает мой рот.
— Тсс, не кричи! Это всего лишь твоя любимая Хайди Риттерсбах.
— Х..хай…дди Р… рритерс… ббах, — выдыхаю воздух порциями, стиснув бескровные губы.
Знаю, что как только вдохну снова, выдыхать буду уже не односложные звуки, а самые настоящие ругательства. Только и этого сомнительного удовольствия меня лишают:
— Дай руку, милый, — произносит ночная гостья, ловко накидывая на мое правое запястье странный браслет.
— И другую тоже, — произносит по другую сторону кровати Кристина Хаубнер, проделывая с моей рукой подобное же действо.
И пока я абсолютно растерянный и обалдевший пытаюсь понять, что все это значит, обе подружки привязывают мои руки к спинке кровати. Понимаю это только, когда пытаюсь подергать ими, и те не поддаются…