Как удивительно быстро меняется погода! Вот только перед рассветом было тихо и спокойно, а чуть позже сильный порывистый ветер начал швырять нам в лицо остатки скрюченных листьев осин и с треском ломать на березах сухие ветки. Взлохмаченные ели и сосны безжалостно сыпали на нас колючую ледяную пудру-иней.
Миновав густые заросли, мы вскоре с подветреной стороны подошли к месту, откуда перед рассветом ответил Ивану Васильевичу волк. Небольшая, с километр в длину и метров триста в ширину, сильно заболоченная впадина находилась в окружении гигантски строевого леса, Б центре этой впадины, из замерзшей ржавой болотной жижи, ощетинившись низкими елями и густым мелким осинником, одиноко торчал круглый мшистый островок. Около самого леса болото поросло чахлыми березками, вблизи которых, по берегу, грязной лентой тянулась давно не езженная проселочная дорога. На этой дороге мы обнаружили ровную цепочку волчьих следов. Исследовав их, Иван Васильевич определил количество волков в стае. Их было шесть. Двое матерых и четверо прибылых. Звери подошли к болоту, а дальше следы исчезли.
Оставалось совсем немного: перебраться на островок и начинать оклад. Но как перебраться? Володя Гаврилов хотел было испробовать прочность льда полез в болото, но через несколько шагов лед треснул, и Володя по пояс увяз в трясине. Дело осложнилось. Волки, казалось, были рядом, а не возьмешь. Я не знаю, сколько бы еще времени мы ломали себе головы и что бы предприняли, если бы не Иван Васильевич. Он предложил срубить каждому из нас по два небольших деревца и при помощи их, как на лыжах, преодолеть препятствие. Получилось как нельзя лучше. Площадь опоры значительно увеличилась, и мы все благополучно перешли болото. На острове, разбившись по трое, мы с обеих сторон сразу же потянули шнуры с красными флажками. И вскоре весь островок, словно объятый пламенем, был охвачен кольцом трепещущего на ветру алого кумача.
Мы готовы уже были поздравить друг друга с удачей. Кроме всего, за уничтожение этих серых разбойников нашей команде в виде поощрения разрешалось еще отстрелять и одного лося.
Один лишь Иван Васильевич не разделял нашего веселья, он по-прежнему выглядел строго собранным и о чем-то напряженно думал.
— Что вы радуетесь раньше времени? — укоризненно покачал он головой. — Становитесь-ка лучше на номера! А там видно будет!
Оставив с собой Гаврилова, Иван Васильевич отправился с ним в противоположный конец острова в загон. Нет ничего прекрасней того душевного волнения, которое испытываешь в ожидании на номере.
Ведь именно сейчас от твоего умения слиться с окружающей местностью, выдержки и меткого выстрела зависит весь результат охоты.
Но вот с другого конца острова послышался шум и глухое постукивание палок о стволы деревьев. Шум постепенно приближался. Это Иван Васильевич с Володей начали загон. Я, замаскировавшись по грудь в ветвях густой ели, почти не дыша, стоял с взведенными курками. Правее и левее меня неподвижными пнями замерли под березками остальные наши стрелки. Постукивание палок и весело перекликающиеся голоса загонщиков все приближались. Серые лобастые волчьи головы с секунды на секунду должны были появиться на предполагаемых звериных лазах. Я, казалось, врос в ельник. Но совсем уже близко были слышны голоса загонщиков, и мы видели, как они, цепляясь одеждой о кустарники и прыгая по кочкам, спешили к нам, а волки так и не появились...
— Разрядить ружья! — послышалась невеселая команда старшего группы.
И снова, и не раз мы опять ходили на вабу и подслух, обкладывали такие непролазные чащобы и овраги в лесу, в которых, казалось бы, наверняка должны были быть волки, но... все впустую.
— На переходах отвечают, — говорил Иван Васильевич. — Но ничего, придется заготовить приваду.
И вот после ночных подслухов и безрезультатных окладов мы всю оставшуюся половину дня стали использовать на поиски падали.
Три дня мы бродили по окрестным деревням, колхозам и фермам в поисках павших животных, но так нигде ничего и не нашли. Некоторые из нас начинали уже поговаривать о том, что чем мучить себя в напрасных изнурительных поисках, лучше бы отстрелять лося и пустить его на приваду.
Но вот однажды к нам в избу прибежал пастух и рассказал: волки, перебравшись через Днепр (который в этих местах не шире любой мелководной речушки) напали на старую водовозную клячу, щипавшую на берегу сухую пожелтевшую траву. Подбежавшим пастухам удалось отогнать волков, но было поздно — с перерезанным горлом животное погибло.
Мы только что вернулись из очередного безрезультатного оклада и, несмотря на усталость, не теряя времени, сразу же вышли к месту происшествия. Там выяснили, что хищники, когда за ними погнались люди бросили свою жертву и, легко перемахнув реку, скрылись в густом ельнике.
Попросив у председателя колхоза подводу, мы перевезли к опушке леса отданный нам труп лошади. В эту ночь, чтобы не отпугнуть от привады волчьего выводка, мы никуда не ходили. А утром, проходя стороной по дороге, увидели, что вся трава вокруг трупа лошади истоптана волчьими лапами.
Но вот когда уже все было подготовлено к уничтожению волчьего выводка, а в воздухе, весело кружась, полетели на землю первые снежинки, нас с Володей Гавриловым срочно вызвали телеграммой на работу...
С тех пор как мы расстались с друзьями, прошло более двух лет. Трудовые недели, напряженная учеба по вечерам и забота о семье — все это так затянуло меня в кипучий водоворот жизни, что та замечательная, хотя и не совсем удачная облава стала постепенно забываться.
И вот однажды, как-то выбрав время, я заглянул в охотничий магазин на Неглинке. Там, у охотничьих товаров, повстречал нашего уважаемого егеря.
— Ба! Кого вижу!!! — вскрикнул Иван Васильевич и радостно стиснул мои плечи своими крепкими руками. Долго и много говорили мы с ним в этот день. В памяти сразу отчетливо и ясно всплыли все чудесные картины и эпизоды из нашей жизни, проведенной в затерянной среди лесов и болот смоленской деревушке. От него я и узнал, как на следующий день после нашего отъезда они по первой пороше почти рядом с привадой зафлажили и уничтожили волчий выводок.
Я слушал и радовался: ведь мы с Володей Гавриловым тоже вложили частичку своего труда в это дело.
— Ну а как вы на лося поохотились? — поинтересовался я.
— Это на какого лося-то? — наморщил лоб Иван Васильевич.
— Да на того, что за уничтожение выводка полагался.
— А-а-а...— протянул он.— Не стал я по нему стрелять, друг...
— Почему же, Иван Васильевич?! Ведь такая возможность редко предоставляется, — удивился я.
— Да уж не знаю, что тебе сказать на это... — задумался егерь. — Поймешь ли меня? А хотелось бы, чтобы понял...
— Говорите все, а я постараюсь вникнуть в суть дела, — попросил я Ивана Васильевича.
— Ну хорошо... — подумав, согласился он. — Когда я подходил к тропе, то нашел груду костей, видно, неделю тому назад волки лося задрали. Посмотрел я на них, а они белее снега, все мясо начисто обглодано: пожалел я, конечно, что мы раньше с волками не разделались, и пошел дальше... Выбрал удобное место для стрельбы, встал и затаился. Все наши ребята в загон пошли: почетное право выстрела мне решили предоставить. И вот я стою, а груда костей у меня на головы не выходит. И тут, как на грех, лось на тропе появился. Голову назад задрал, ноздри раздуты и дрожит весь — видно, недоброе почуял. Поднял я было ружье, прицелился, а мне вместо лося опять обглоданные кости представились. И дрогнула у меня рука, брат. Понял я — неправое дело совершаю. Ведь эти белые кости на нашей совести: ухлопали бы мы волков неделей раньше, и костей бы не было. А так выходит — вместо одного положенного мы двух сохатых из леса вывезем, несправедливо получается. Пусть, думаю, живет себе с миром за счет нашей лицензии. Как подумал я так, и на душе просветлело. И лось как-то сразу успокоился. Стоит себе и переминается с ноги на ногу, вроде бы поблагодарить хочет и стесняется. Тут я пальнул вверх, для острастки, он вздыбился, махнул в чащобу, да и был таков.