Я невольно взглянул на дерево, с вершины которого слетела белоснежная чапура, и, услышав приглушенный расстоянием писк в гнезде, подумал о птенцах.
— А эти дикари, в смысле кошки, чапурят не тронут?
— Давно бы н перьев не оставили, да это не так просто, — улыбнулся Толик.
— Почему? — заинтересовался я.
— Если чапура на месте — сама пикой-клювом любого кота отгонит, а когда улетит — сторожа гнездо караулят.
— Какие сторожа?
— А ты сходи и посмотри, — кивнул Толик в сторону ветлы.
Мне давно надоело сидеть на месте и ждать поклевки, и я с удовольствием поднялся.
— Только смотри, близко к дереву не подходи! — напутствовал Толик. — И вот эту штучку прихвати на всякий случай. — Он нагнулся и хотел отсоединить первое колено удилища, но я остановил его и пошел безо всего.
Осторожно раздвинув камыши, я приблизился к ветле и... обмер: у комля дерева, приподняв плоские треугольные головки, выросли две ядовитые гадюки, а чуть ниже, около толстых обнаженных корней, маячило еще три змеи.
— Ну как? — завидя меня, с тревогой в голосе спросил Толик.
— Видел... — вытирая со лба холодную испарину, ответил я. И, думая о гадюках, недовольно проворчал:
— Чего только их до сих пор цапли не поглотали...
Поняв, что все обошлось благополучно, Толик рассмеялся:
— За что же глотать? За добро добром платят, — и, перестав смеяться, серьезно добавил: — Чапуры вообще гадюк не глотают. Змеи гнезда чапурам с земли стерегут, а те их с дерева об опасности предупреж... — Толик замолк на полуслове и бросился к крайнему удилищу. А через минуту на берегу трепыхался первый полуторакилограммовый золотистый сазан.
Казахская ССР, Кур-Келес, 1969
ЭКСПЕРИМЕНТ
У стены, на специальной полированной подставке, стоял объемистый, литров на сорок, прямоугольным аквариум. Впереди аквариума, слегка прислонившись к стеклу,— изящная бронзовая статуэтка балерины. Когда стайка разноцветных рыбешек, попадая в свет отражения лампы, проплывала меж причудливых растений и морских ракушек, мне казалось, что балерина стоит не у аквариума, а где-то в волшебном водяном царстве и вот-вот оживет.
Удобно устроившись в мягком кресле и изредка посматривая на аквариум, мой приятель и коллега по работе Борис рассказывал:
— Много держал я всяких рыбок и в конце концов остановился на гуппи. Обычно их держат начинающие аквариумисты-любители, по они меня вполне устраивают — меньше всех остальных отнимают время, да и неприхотливы. А по красоте гуппи не уступят ни меченосцам, ни петушкам, да и никаким другим рыбкам.
Спокойно рассказывавший Борис вдруг оживился.
— Ты только присмотрись, что у них за окраска!
Он хотел еще что-то сказать, но из другой комнаты вышел лоснящийся жирный кот и, тяжело подпрыгнув, уселся на край подставки рядом с аквариумом.
— Не разобьет? — встревожился я.
— Не-ет, — спокойно протянул Борис. — Это его любимое место. Там сбоку дополнительный обогреватель стоит, вот он и спит около него целыми днями.
— А гуппи не трогает?
— Что ты! — усмехнулся Борис. — Это такой лентяй, каких свет не видывал. Лапой лишний раз не шевельнет. А обжора страшенный. Особенно когда ест свежую рыбу — за уши не оттащишь.
А как-то зимой купил я грамм триста-четыреста мороженых окуньков и положил их на батарею, чтоб разморозились, сам занялся по хозяйству. Прихожу — нет окуньков! А кот мой ходит и икает.
— Объелся, наверное... — посочувствовал я.
— Не так объелся, как замерз, — рассмеялся Борис. — Целый день потом, бродяга, пролежал на спине под батареей — живот отогревал. Сачок, одним словом, беспардонный, и есть сачок...
— А как зовете кота?
— Да так Сачком и зовем. Маленьким был, Филимоном звали. Потом как-то заехал к нам знакомый летчик, он его Сачком и окрестил. Есть, говорит, у меня в звене один моторист, такой же толстый и ленивый, как ваш кот, а ест за троих, так мы его Сачком прозвали. Ну, тот Сачок авиационный, а ваш домашний будет. Вот с тех пор и прилипло к коту это прозвище.
— Какой же он породы? — глядя на пеструю расцветку и словно и не кошачьи глаза Сачка, поинтересовался я.
— Трудно сказать, — Борис наморщил лоб, как будто вспоминал что-то. — Я его полуслепым у двери подобрал. Приполз откуда-то, а может, кто и подкинул. Жена из соски выкормила. Пора бы заменить — стар уж больно стал, да жаль, привыкли очень... Пусть живет до конца — не мешает...
И Сачок, словно поняв, что в этой квартире ничто не угрожает его сытой и беспечной жизни, сладко зажмурил глаза и замурлыкал.
Вскоре я уехал в отпуск. Через месяц, когда вернулся, зашел к Борису. Первое, что бросилось мне в глаза, это пустой аквариум.
— Где же твоя гордость и краса квартиры? — вокликнул я удивленно.
— Не спрашивай... — чуть не шепотом ответил Борис и как-то сразу потускнел.
— Что такое? — удивился я еще больше.
— Эксперимент подвел... — попытался улыбнуться Борис, но вместо улыбки получилась кислая гримаса.
— Да расскажи толком, что случилось? — настаивал я.
Борис походил по комнате, зачем-то сдвинул, потом раздвинул шторы на окнах и, видимо, успокоившись, начал рассказывать:
— Неделю тому назад пришел сосед с рыбалки и принес Сачку гостинец. Накормил я кота, а одного карасика оставил — уж очень он мне шустрым показался. Дай, думаю, пущу его в аквариум — места хватит! И интересно было узнать, как на нового жителя кот реагировать будет. Вечером, когда Сачок увидел карася в аквариуме, стал сам не свой. Ходит вокруг да около, мяукает и все норовит через стекло карася лапой поддеть. Мы с женой из другой комнаты наблюдаем, что он дальше делать будет.
Вот ходил кот, ходил, мяукал, даже стекло раза два куснул со злости. Глаза из зеленоватых чуть не желтыми стали. Потом встал во весь рост, да как запустит переднюю лапу в воду и давай там шерудить растопыренными когтями. Карась прижался к самому дну и меж ракушек затаился. Сачок видит, что из его затеи ничего не получилось, начал со злости по воде лапой хлопать. Наплескал кругом — страсть сколько. Но мы с женой молчим, не отгоняем — интересно было до смотреть, до чего он еще додумается. И ты знаешь, чего этот бродяга придумал? Воду начал пить. Хотел наверное, весь аквариум выпить, да утроба меньше аквариума оказалась. Ну, мы с женой насмеялись вдоволь, подтерли пол и легли спать. А утром встали и глазам своим не верим — ни воды, ни карася, ни гуппи...
— Неужели за ночь выпил? — невольно вырвалось у меня.
— Мы вначале тоже так подумали, — уловив в моем голосе нотку недоверия, спокойно произнес Борис.— Но когда посмотрели на пол — ахнули. Ковер, дорожки разбухли, словно губка, под батареей — море. Помнишь бронзовую статуэтку балерины? Ту, которая впереди аквариума стояла? Так вот, Сачок, видно, задел ее, а она о стенку стукнула.
Борис подошел к аквариуму и показал большой осколок стекла.
— Не знаю, может быть, нечаянно задел, а может... Все может быть... Ведь столько лет стояла! А тут надо же... Совсем недавно новых гуппи вырастил, хотел на выставку нести. Принес... — тяжело вздохнул Борис.
Я понимал Бориса и, как мог, постарался его успокоить, но он сказал:
— Сам знаю — ничем не поможешь... Может, лучше выведу, может, хуже, не в этом дело — таких-то уж больше не будет!..
Чтобы отвлечь приятеля от грустных воспоминаний, я неожиданно спросил: