И позднее, где бы я ни ходил по своим старым излюбленным местам, я не узнавал их.
За тот осенний месяц я побывал и на Кирде, где когда-то убил камышового кота и корноухую лисицу; навестил и дядю Шуру в Мирзачуле, с кем мы у Сырдарьи изловили злодея-браконьера; был и под Пахта-Аралом, вблизи которого много лет тому назад мы с отцом и пастухом Алтынбаем уничтожили трех волков, заглянул я и в Голодную степь. И там, где я и охотился по туртушкам, там, где в те изнурительно жаркие летние дни я мечтал о глотке хотя бы мутной водицы, я увидел, как но изнывающей веками от недостатка влаги растрескавшейся земле течет вода. И не каким-нибудь маленьким ручейком, а широченным каналом.
Только тот, кто на раскаленной солончаковой земле не испытывал мучительной жажды, не ощущал на себе нечеловеческих мук водяного голода, только тот не поймет громадного счастья, которым наполнились сердца людей, проживающих в этой степи.
Я шел вдоль канала, а вокруг, насколько мог только охватить глаз, вместо верблюжьей колючки и серых шаров перекати-поля виднелась вздыбленная стальными лемехами, черная, слегка припудренная солью, жирная земля. Впереди, в дрожащем от прогретых пашей воздухе, белыми квадратиками домов виднелись поселки. Левее поселков стройными треугольными пирамидами выстроились столбы высоковольтной линии; справа, перегоняя друг друга и поднимая облака серой пыли, бороздили степь тракторы.
Я давно устал бродить по пашням и решил отдохнуть на берегу канала.
Солнце перевалило за полдень, но все еще было жарко, и я, с наслаждением вытянув уставшие ноги, стал наблюдать, как налетевший ветер заигрывает с серебристой водной гладью. Шумная стайка розовых скворцов прервала мои наблюдения. Их, видно, вспугнули колонны фыркавших самосвалов, везших песок и гравий на строившееся шоссе. Я проводил шумную стайку ласковым взглядом и вспомнил милого Майнушку.
«Как давно и как недавно все это было...» — вздохнул я и полез в карман за портсигаром.
Вдруг до меня долетел из степи знакомый волнующий душу призывный звук... Этот нежный, слегка гортанный звук я никогда бы в жизни не спутал ни с каким другим: так может кричать только летящая на водопой туртушка.
Вслушиваясь в эти родные сердцу звуки, я снова увидел себя в те далекие годы в этой Голодной степи, и вновь всплыла в памяти та крошечная мочажинка с полупротухшей водой, облепленная десятками тысяч задыхающихся от жажды туртушек...
Гортанно-нежный звук быстро приближался к каналу, но я все сидел и с волнением слушал; как в голос птицы вплетаются печальные нотки былых мучений в этой безводной степи и радость полноводному каналу — жизни.
«А ведь раньше мне никогда не приходилось видеть туртушек-одиночек, — разглядывая подлетающую птицу, подумал я. — На водопой они всегда летали большими группами или стаями...»
И впервые в жизни я по-настоящему пожалел, что пошел на охоту с ружьем, а не с фотоаппаратом...
Узбекская ССР, город Янгиюль, 1973
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Если бы меня спросили: «С чего начинается Родина?» — то я бы, пожалуй, ответил, что начинается она с порога, перешагнув через который человек оказывается вне рамок сугубо личной жизни. В сутолоке города, в суете повседневных забот нам подчас некогда бывает оглядеться и почувствовать, насколько тесна наша связь с окружающим миром, как он хорош и как дорог сердцу. Мы невольно теряем что-то очень значительное, что, если вдуматься, составляет суть великого понятия — Родина.
Окраина города, опушка леса — за этими порогами человек расширяет свой кругозор, приобщаясь к природе. Однако постичь ее таинства, понять скромное величие жизни «братьев наших меньших», к сожалению, способен не каждый. Этому можно и нужно учиться. Взглянуть на мир глазами людей, умеющих подмечать те мелкие штрихи, без которых жизнь выглядит блеклой, помогают книги.
Сборник «Подарок охотника» — живое, непритязательное повествование об общении с нашими четвероногими и пернатыми соседями и с людьми, вступающими в контакт с природой. Действие рассказов происходит в разное время и в различных частях нашей необъятной страны. Их объединяет общий настрой — любовь к родной земле и желание видеть ее еще более прекрасной, пытливость к самым, казалось бы, обыденным явлениям. Во всех рассказах ощущается эмоциональный подъем, окрашенный фантазией писателя. Невольно поражаешься, как человеку, прошедшему большой жизненный путь, удалось до зрелых лет сохранить непосредственность и остроту восприятия юноши.
События описываются просто и живо, и как-то не удивляешься тому, что дикая гусыня сама падает в руки охотнику («Без выстрела»), а стаи уток с высоты устремляются к скрадку, откуда слышатся звуки, похожие на свист крыльев сокола («Секрет»). В соответствии с художественным замыслом меняется иногда поведение диких животных. Кабанята не разбегаются и подставляют себя под выстрел, несмотря на канонаду, открытую браконьером. Осторожный барсук, занозивший лапу, даже днем, рискуя попасть в зубы собаке, следует по пятам за людьми. Зайчиха защищает свое потомство и дерется с собакой.
Веришь в то, что помощь лохматого друга сделала беззащитного мальчика сильным и храбрым, и он смог одержать победу над двумя вооруженными бандитами, как это случилось в рассказе «Трезор». Вместе с автором мы иронически-снисходительно относимся к Ивану Григорьевичу, герою рассказа «Сюрприз», к его мрачноватому юмору и напускной жестокости, с которой он рассказывает о ловле шакалов на рыболовные крючки, к его наивной вере в то, что подобным же образом в Сибири промышляют волков. Вымысел в книге настолько тесно переплетается с былью, что все описанные события воспринимаются как достоверные.
Отзвук добрых русских сказок, где всегда резко означены грани между добром и злом, слышится во многих рассказах. Прямолинейность характеристик героев, будь то зверь или человек, используется автором как художественный прием, помогающий подчеркнуть основную гуманистическую идею рассказа. Вороны — жадные разбойницы, болотный лунь — камышовый бродяга и враг, кот — плут, волк — старый разбойник, а красномордый детина палит по утке, будто отстреливаясь от стаи волков.
В связи с этим вспоминаются слова основоположника науки о поведении животных, замечательного австрийского ученого и писателя Конрада Лоренца о том, что порой людям «свойственно оценивать поступки хищника, настигшего свою жертву, по тем же самым моральным канонам, по которым судят убийцу в цивилизованном обществе». Еще в прошлом веке человек был склонен оценивать поведение животных по принципу «А как бы поступил я в такой ситуации?». Позже, уже в начале нашего столетия, бытовало противоположное мнение. Животным стали приписываться свойства автоматов, действующих по заданной от рождения программе. И только в наши дни становится ясным, что ни то, ни другое воззрение не верно. Действительные взаимоотношения животных и их поведение не укладываются в простые схемы. Животные наделены сознанием, а их поведение — цепь сложнейших взаимодействий с окружающей средой. Небольшая колония галок, жизнь которой так ярко описана К. Лоренцем в книге «Кольцо царя Соломона», предстает перед нами настоящим птичьим государством со своими законами и поразительными отношениями между его гражданами.
Психика многих видов животных настолько сложна, что К. Лоренц приходит к выводу: эмоциональный конфликт для них столь же мучителен, как и для человека. Быть может, именно потому люди могут так глубоко привязываться к своим четвероногим питомцам, видя в них настоящих бескорыстных друзей. Любовь человека к животным заслуживает самого глубокого уважения.
Недавно произошел случай, удивительно созвучный мыслям высказываемым автором этой книги. Ветеринарный врач, который болен и вот-вот должен лечь на операцию, после телефонного звонка незнакомой женщины едет в свой хирургический кабинет спасать ее кошку от неминуемой гибели. При этом он не знает, что женщина одинока и в течение долгих двенадцати лет кошки была ей единственным и неизменным другом. Не ведал врач и о том, как потрясена была хозяйка болезнью своей любимицы и сколько усилий было потрачено на то, чтобы раздобыть его домашний телефон... И вот животное спасено. Думается, не следует искать ответа на вопрос, ради кошки или ради ее хозяйки рисковал этот благородный человек своим здоровьем. Гуманное отношение к животным всегда оборачивается добром для людей.