— Она не позвонит, мистер Хэйс.
— Почему? — он быстро одумался и сделал вид, что ничего не понимает. — Ты о чем, Лютик?
— О вашей девушке. Она не перезвонит. Простите, но никто не оценит новость о скорой свадьбе своего парня.
Мы подобрались ближе к городу и сейчас ехали по самой границе парка. Раскидистые деревья с листьями, тронутыми желтизной, развалины какого-то замка и небольшое стадо оленей, рванувших прочь, как только услышали шум моторов. Если дом Киарин в самом деле неподалеку, то мне точно понравится. Кевин же взлохматил рукой волосы и со злостью бросил:
— Она все понимает и сама не хотела бы играть в Золушку. Это поставит крест на ее карьере и рассорит с семьёй. Мы же Хэйсы, чужаки, пришлые. Ни один приличный ирландец не свяжется с такими.
Его слова отдавали горечью, такой неподдельной и отчаянной, что мне на миг стало жаль Кевина. Впрочем не верю, что это безвыходная ситуация, нашу мнимую свадьбу он продумал за считанные дни. Ещё и операцию на груди успел вписать. Мог бы приложить свои ум и энергию к более важному делу.
— Поищите выход, Кевин, он есть.
Сзади гавкнул Байт, не иначе в подтверждение моих слов. Кевин же покачал головой и замолчал почти до самого дома. Тот в самом деле примостился на окраине парка, невысокий и небольшой, с белоснежными стенами, темными наличниками и прочим, построен же точно не в этом веке, хотя не напоминает музей, в отличие от Грейстоуна. Забор вокруг него оказался чисто символическим, каменным, таким же старым, как и дом. Зато на заднем дворе раскинулся самый настоящий сад из вечнозелёных и листовых деревьев, сейчас напоминающих разноцветное лоскутное одеяло.
— Мы с Доном выросли здесь, — Кевин заглушил мотор и сложил руки на руле. — Киарин терпеть не могла Грейстоун, называла его склепом и бывала там только на праздниках. Родители погибли аккурат на мой третий день рождения, дальше я жил в семье дяди, иногда — с дедом. Мы с Доном были ближе, чем кузены, и постоянно пребывали в страхе, что один из нас не доживёт до двадцати пяти.
— И все равно хотите ребенку Дона такой судьбы? — я не выдержала и положила руку на его плечо, привлекая внимание. Настоящее проклятие или нет, но рисковать желания не было. Даже ради миллионов. — Он или она не будут Хэйсами, даже не надейтесь. Я сама выращу малыша, а если и выйду снова замуж, то только за надежного человека, который полюбит нас обоих.
— Ты плохо знаешь меня, Хелен. К семнадцати годам я успел порядком достать дедулю Ламонта, и он послал меня учиться в Англию. В дорогущий колледж, но без единого фунта на личные расходы. Он считал, что деньги расхолаживают, хотел воспитать во мне силу духа и находчивость. Знаешь, каково было выживать среди напыщенных снобов, которые смотрели на меня, как на блоху? И это после сытой и спокойной юности с тетушкой Киарин, которую не иначе как ангелы сотворили. Поверь, тихую домашнюю дамочку, у которой из сложностей были только репетиции плие, я растопчу даже не заметив, что под ботинком хрустнуло. Поэтому давай мирно доживём до твоих родов, после вместе решим, как достичь наибольшей выгоды для всех. В том числе, сотрудников нашей компании.
— Репетиции плие происходят каждый день, по нескольку часов. В редкие выходные я просто спала целый день, — рассказывать об этом оказалось неожиданно тяжело, но Кевин слушал молча, не перебивая. — Вся жизнь шла мимо меня: игры, развлечения, путешествия, друзья и мальчики. Были только книги перед сном, иногда по несколько страниц, иногда главами, запоем, чтобы расплачиваться за это утренней сонливостью. Тогда мама насильно стаскивала меня с постели, запихивала в рот правильную полезную кашу, такую отвратительно безвкусную, что с трудом проталкиваешь по пищеводу. Обязательная тренировка утром и занятия после школы, уроки же я учила по пути на репетиции и домой. Тогда больше всего хотелось спать, съесть свою пачку чипсов и конфеты, отдохнуть с друзьями. А в будущем — стать архитектором и строить дома. Но мама видела меня балериной, примой известного театра и слышать ничего не желала о подготовке к институту.
Люди Адама уже успели рассредоточиться по двору и проверяли практически каждый куст, чтобы миллионы Хэйсов, спрятанные в моем животе, могли спокойно дойти до дома. Кевин же почесал нос, поправил воротник рубашки, неаккуратно испачканный помадой и все же заговорил.
— Тогда тот самый перелом спас тебя, Хелен.
— О нет, мистер Хэйс. Здесь все немного сложнее, — я недолго посмотрела в окно, собираясь с духом, затем повернулась так, чтобы видеть глаза Кевина. Все же первый раз буду рассказывать об этом случае всю правду. — Я пыталась уговорить маму, убедить, вымолить разрешение бросить балет. Но она слишком срослась с мыслью, что дочь будет блистать на сцене и ничего не хотела слушать. За попытки бунта она поколачивала меня, аккуратно так, чтобы не оставалось синяков и папа не заметил. И на пороге десятого класса я поняла, что если ничего не предприму сейчас, вся жизнь так и пройдет мимо. Это как капкан, из которого не выбраться до восемнадцати лет. А, возможно, и дальше. Тогда дома шел ремонт, всюду валялись обои, упаковки строительных смесей, кисти и валики. А еще рабочие оставили тяжеленную стремянку, а сами ушли на обед. Нас как раз отпустили с одного урока, и я внезапно оказалась одна дома.