— Она была вполне миролюбиво настроена. Сам ведь видел, она даже не вспылила, обнаружив тебя в своем доме.
Саймон удивился, что такая умница, как Ярдли, не понимает столь простых вещей, как окольные пути хитрого человека.
— А ты думала, что она набросится на меня с кулаками? Впрочем, еще неизвестно, как она поведет себя, узнав, как мы с тобой провели последний уик-энд. Одно скажу тебе: она была явно рада, услышав, что я ухожу. Прости, если огорчил тебя, но Мими мне никогда не нравилась. И я никогда не понимал ее. Сама подумай, разве нормальная женщина пошлет свою внучку на преступление?
— Она была доведена до отчаяния, это же надо понимать. И потом, я сама могу отвечать за свои поступки. Ведь это я, а не кто-нибудь другой, пыталась пробраться в твой дом, так что если ты гневаешься, направь свой гнев на меня. Не осуждай ее, Саймон.
— Да мне-то что… Я не особо пострадал от столкновения с ней. А вот с тобой, Ярдли, может сегодня случиться беда. Но ты не веришь, что подобного рода опасность может исходить от кого-то, кого ты любишь.
— Что ты можешь знать о любви? — с усмешкой проговорила Ярдли. — Ведь ты, кажется, большую часть жизни провел в одиночестве, избегая каких бы то ни было привязанностей.
Он тряхнул головой, отбросив назад волосы.
— Если с тобой было иначе, значит, ты и теряла больше. Я признаю в этом смысле только то, что может иметь продолжение.
— Любовь продолжается всегда. Мой дедушка умер, но я все еще люблю его. Как и свою мать.
Он поежился и бросил на нее косой взгляд.
— Выходит, что моя мать, бросив меня, продолжала меня любить? И я должен в это верить? Кстати, дорогая, насчет меня ты ошибаешься. Однажды я любил, во всяком случае, думал так, и это длилось довольно долго. Мы вместе учились в Италии. Несколько счастливых для меня месяцев. И я просил ее руки, но она сказала, что задолго до встречи со мной решила навсегда остаться свободной.
— И ты навсегда закрыл свое сердце?
Они дошли до машины, и Саймон повернул ее к себе.
— Не навсегда, как видишь, — сказал он, чувствуя, как болезненно сжалось его сердце. — Но только до тех пор, пока ты рядом со мной.
— Вряд ли я смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься.
— А я уверен, что сможешь. — Он усмехнулся. — Стоит тебе только прямо сейчас отправиться снова ко мне, в мою постель. Представь, как мне грустно будет вернуться в пустой дом, и пожалей меня.
Ярдли ответила слабой улыбкой.
— Нет, Саймон, я не могу тебя пожалеть. Уж слишком прямо ты выражаешь свои желания.
— Скажи уж, что я тебе надоел, это будет честнее.
Она посерьезнела и сказала:
— Мне было очень хорошо в этот уик-энд. И со мной не так, как с тобой. Я не умею выключать свои чувства. Возникнув и пробудив во мне все самое лучшее, они уже не исчезают, хочу я того или нет.
— Поедем ко мне, Ярдли. Подари мне эту ночь.
Она поежилась.
— А потом что?
— Я прикоснусь к тебе, буду ласкать и целовать тебя — и все остальное утратит значение. Это как радость, которая приходит, когда долго и безрезультатно пытаешься что-то вылепить, мучаешься, злишься, и вдруг стало получаться, форма пришла в соответствие с замыслом. Да ты прекрасно меня понимаешь, милая. Так почему бы нам не слинять отсюда и не порадовать друг друга?
— Нет, Саймон, я не могу пускаться в такие мероприятия. Все бросить и поехать. Ведь мы оба с тобой не того сорта люди, которые живут, подчиняясь лишь сумасбродным импульсам.
Она стояла спиной к его «ягуару». Он обнял ее и прижал к металлу, потом положил руку ей на грудь и почувствовал, как сильно бьется под его пальцами сердце. А Ярдли откинула голову и смотрела на него с таким выражением, которое ставило его в тупик.
— Ты, такая страстная, можешь столь холодно рассуждать? Неужели не чувствуешь, что между нами возникло нечто большее, чем просто чувственное влечение, или, как это формулируют современные ученые, чудесное совпадение химических составов? Мы оба знаем это. Понимаешь, я впервые встречаю подобную женщину. Я даже не знал, что такие на свете водятся.
Склонившись, он ласкал губами ее шею, вдыхая неповторимый аромат кожи. Потом целовал ее в губы, сначала нежно, и она еще могла попытаться воспротивиться и освободиться, но по мере того, как страсть его нарастала, она все больше слабела и скоро ответила на его поцелуй со всем пылом своего сердца.
И вдруг мысль, что какой-то другой мужчина прикасался к ней, заставила его прервать поцелуй и отстраниться. Она не удерживала его, хотя ему и хотелось бы этого. Но что, вообще говоря, мог он обещать женщине, которая всегда имела все? Саймон смотрел в ее широко распахнутые глаза и читал в них чистое и искреннее обожание, которого совсем не заслуживал. Кто она, эта женщина, которая умудрилась найти в нем гораздо больше хорошего, чем он сам в себе находит?