Совсем скоро все их семейство и некоторые из слуг оказались в главном храме города N. Маленькую Дашу оставили дома с няней. В Троицком храме Коля был в прошлое воскресенье, поэтому сильно удивился, заприметив много нового. Все вокруг сияло радостью праздника. Тут и там благоухали хвоей и смолой ели, загадочно подмигивали огоньки лампад, которые теперь украсились праздничными лентами. Уютный полумрак церкви озаряли лишь теплые огоньки свечей. Коле на минуту показалось, что даже святые смотрели с икон как-то радостнее, чем всегда. Конечно, праздник ведь на дворе!
Большую часть богослужения Коля молился о том, чтобы его замысел удался. От него самого требовалось лишь исчезнуть из церкви незамеченным и пройти по знакомым улицам к Слободке. Там найти дом сапожника Макарова и поговорить с Фомушкой. О содержании беседы Коля решил пока не думать. И вот, перекрестясь на икону святителя Николая Угодника, мальчик медленно двинулся к дверям храма. Подняв повыше воротник пальто, Коля изо всех сил старался, чтобы никто из молящихся его не заметил. А ну как скажут Карловичу? Что тогда будет, помыслить страшно! Но другой возможности переговорить с Фомушкой до праздника не представится, так что делать нечего. Ощупав в кармане бонбоньерку с конфектами – негоже было идти мириться с пустыми руками – Коля вышел из храма. Мороз усилился, или Коле так показалось? Мальчик прикинул, сколько времени еще продлится служба и бодро зашагал по Соборной улице. Как было празднично кругом! Украшенные лентами здания, разноцветные флажки. Коля еще раз посетовал, что не может как все наслаждаться Рождеством: уж слишком муторно на душе. Свернув на Ильинскую, мальчик немного постоял у родной гимназии. Как же хорошо, что каникулы! Пара минут, и Коля оказался на улице Слободка, высматривая нужный дом. Кто-то из товарищей рассказывал, что на доме Макарова нарисован красный сапог. Найти столь приметное место не составило никакого труда. Коля стремительно спустился к двери в подвальную каморку сапожника. Подняв руку, чтобы постучать, он замер. Что же сказать Фоме? «Прости, я не хотел?», вранье, хотел, да еще как. Долго придумывал, как бы обозвать его пообидней. «Я больше не буду!» -- вообще детский лепет. Как обычно говорят в таких случаях взрослые? Мысли лихорадочно заметались у Коли в голове. Совершенно некстати вспомнился пьяный конюх Гаврила, здоровенный детина, запросто гнущий кочергу. Каждый раз после пьянки он падал на колени перед отцом и угрюмо бубнил: «Виноват, барин! Больше не повторится! Чтоб мне лопнуть!». Нет, этот вариант тоже не подойдет. Ах, вот оно! Перед мысленным взором Коли встала старшая сестра Мари. Провинившись она обыкновенно делала страдальческое лицо и, ломая руки, произносила: «Мне жаль!». Но Коле показалось, что в его случае этого мало.
-- Вот же пропасть! – прошипел Коля от досады. Ничего путного в голову не лезло. Неизвестно, сколько еще он бы простоял под дверью сапожника, если бы сам хозяин не появился вдруг на лестнице.
-- Кто тут? – хрипло спросил он, вглядываясь в темноту. Видимо, он шел из мастерской домой. Отступать было некуда.
-- Простите, это Николай Коренев. Я ищу Фомушку, -- решительно сказал Коля.
-- А-а, я-то думал, воры. А это, значит, Вы, барин. Сейчас, сейчас, подождите-с, минуточку-с. – Макаров быстро затопал по ступеням, приближаясь к своему гостю. – Надеюсь, этот сорванец ничего не натворил? – вдруг испугался сапожник. Его красные от мороза мозолистые руки живо крутили ключ в двери. Когда Коля ответил, что нет, сапожник облегченно вздохнул и потянул скрипучую дверь. Из квартиры пахнуло сыростью, гуталином и борщом. Коля постарался не морщиться.
-- Проходите, барин. Вы уж простите, у нас тут не прибрано, что-то не успели-с… -- Макаров что-то бормотал, озираясь по углам мрачной комнаты. У стены стояла печка, на которой кипело какое-то варево в большой кастрюле. Земляной пол был засыпан всяким сором. Напротив, будто темный лес, возвышались составленные вместе кровати. От основной части комнаты их отгораживала прибитая к потолку ткань, сейчас откинутая наполовину. На кроватях виднелись три пары маленьких ног, которые сапожник, конфузясь, скрыл, задвинув занавеску. Возле печки стоял большой деревянный стол, на краю его примостились инструменты Макарова. Весь подоконник был заставлен обувью.