Пока Коля разглядывал пострадавшего, четверо его друзей брали кого-то в кольцо, мрачно кряхтя и затейливо ругаясь. Такого гимназисту слышать еще не приходилось, даже отборная брань старшеклассников на фоне столь замысловатого сквернословия напоминала детский лепет.
-- А я говорю, проваливай отседа, это наше место! – зло прогнусавил один из подростков, очевидно, главарь. – Иш, притащился! Стоял у гимназии, там и стой!
-- Ты мне не указ! Где хочу, там и стою! – глухо ответил тот, кого они теснили. – А сунешься, получишь в сопелку, как твой дружок! – с некоторым торжеством продолжил мальчик. Теперь Коля смог его разглядеть и чуть не вскрикнул от радости: у забора стоял Фомушка. Окруженный четверкой парней, с разбитым в кровь лицом и разодранной одеждой, знакомец Коли все равно выглядел бесстрашным и готовым на все. В его смелом взгляде читался лишь вызов, хоть противники брали и численностью, и силой. Еще мгновение, и все четверо бросились на Фому, который, попытавшись увернуться от прямой атаки, достаточно ловко лягнул одного из них в живот. Паренек ахнул, сгибаясь. Похоже, сыну сапожника удалось достать главаря. Трое других, еще сильнее разъярившись, с криком кинулись на мальчика. Закрывая руками голову, Фома осел в снег у забора и завалился на бок. Противники тут же стали бить его ногами, хохоча и улюлюкая.
Коля будто очнулся от сна. Он хотел, было, крикнуть, остановить их, но горло сжал болезненный спазм. Тогда Коля, особенно не раздумывая, побежал. Вспоминая уроки Карловича, который, как говорили злые языки, в юности слыл отчаянным забиякой, мальчик выставил руки вперед и всей массой налетел на врагов Фомушки сбоку. Этот выпад оказался столь неожиданным, что по началу ребята, отброшенные Колей немного в сторону, просто стояли и смотрели. Коля, тем временем, встал в боксерскую стойку и задвигал перед собой сжатыми кулаками. Позади него чуть слышно постанывал в снегу Фома. Когда опешившие ребята вновь стали наступать, Николай злобно закричал:
-- Только бесчестные люди нападают вчетвером на одного! Негодяи! Пойдите прочь! – в ушах мальчика звенело от этого чужого и властного голоса. Сам он испытывал такое негодование, такое острое желание поколотить этих трусов, что едва сдерживался.
-- Это кто?
-- А я почем знаю, видать, барин какой-то.
-- Ходу давай! – боязливо переговаривались недавние противники, явно отступая. Коля понял, что драка окончена и даже на мгновение огорчился. Собрав все свое самообладание, он так же властно и гневно продолжил:
-- Если я узнаю, что кто-то из вас снова тронул Фому хоть пальцем, будьте уверены, мало никому не покажется! – Николай окинул врагов презрительным взглядом. Требовалось усилить эффект, иначе ему не поверят. – Мне все о вас известно, так что полиция отыщет всех в два счета. И тогда разбитый нос покажется цветочками… -- Коля изобразил самую кровожадную ухмылку, на которую только был способен. – А теперь, пошли вон! – гаркнул он.
Поразительно, но речь произвела впечатление. Противник бежал с поля боя. Последним ретировался паренек с разбитым носом. Только теперь Коля обернулся. Из сугроба на него с несказанным изумлением смотрел перепачканный кровью Фома. Губа его раздулась, правый глаз заплыл.
-- Это ты?! – прохрипел он, отплевывая кровь и силясь встать. Коле стало не по себе. Внутри все дрожало от пережитых эмоций, а тут нужно что-то говорить. Да, ведь он хотел просить прощения… -- Я искал тебя, -- сообщил Николай Фоме, отчаянно разглядывая забор за его спиной.
-- Зачем? – одними губами произнес мальчик, кривясь от боли. Коле захотелось зажмуриться, чего делать он, разумеется, не стал.
-- Прости меня, что придумал, как тебя дразнить… И в этом тоже я виноват, -- Коля обвел красноречивым взглядом место недавней битвы и кивнул на самого побитого Фому. Тот на секунду оторопел. Потом, держась за забор, встал на ноги, снова сплюнул кровь и пошатываясь побрел к дому. Коля не знал, что и думать. Он хотел еще поговорить, но мальчик лишь угрюмо молчал. Покинув дворы, они выбрались на Посадскую, где Фомушка чуть не упал. Коля молча подхватил его за плечи и повел к Слободке. Фома попытался освободиться от провожатого, но идти один он не мог. Когда дошли до церкви сын сапожника вдруг приостановился и сбивчиво заговорил: