— Мне-то положено уважать Восток, моя фамилия: Ориенталь.[2] Предки моего рода долго жили в Персии, в Малой Азии…
— Для меня очень приятно знакомство с вами.
Граф снова покосился на Неро`.
— Для меня также оно очень приятно.
Принц решил вмешаться.
— Доктор, у меня к вам просьба: мой друг ранен, не могли бы вы оказать ему помощь?
Шалфей в сотый раз поклонился:
— Сделаю всё, что в моих силах.
Тацетта придвинул ближе к камину обитую кожей низенькую скамейку. Поставил рядом принесённый тазик с тёплой водой, ящичек с лекарственными настойками, и порошками.
Гиацинт сел на скамеечку. Упираясь подбородком в согнутую левую руку, насмешливо смотрел на Неро и Тацетту, ожидая, что будет дальше. Чёрный Тюльпан нервничал куда больше него. Шалфей собирался начать лечение.
— Сними рубашку, — сказал гостю Неро`, видя, что доктор срезает с раны старую повязку.
— Зачем? — лучезарно усмехнулся граф.
Вопрос был вполне резонный. От правого рукава батистовой сорочки Гиацинта остался один манжет, соединённый с плечом узкой полоской ткани, никак не мешавшей добраться до раны.
Принц заботливо пояснил:
— Но она всё в крови. Я дам тебе новую.
Он сделал знак Тацетте, тот развернул принесённый белый пакет. Это оказалась простая мужская сорочка с открытым воротом и широкими манжетами. Граф одной рукой поймал её, брошенную Тацеттой.
— Бери. Пусть не тончайший батист, зато, новая.
Синие глаза Гиацинта проницательно сузились:
— Ты жутко любезен, Неро`, а значит, не бескорыстен.
Тюльпан изобразил обиду.
— Мне всего лишь нужно, чтобы ты имел приличный вид. Да, если хочешь, я заинтересован в этом!
Гиацинт примирительно улыбнулся:
— Ладно.
Он положил рядом на скамейку новую рубашку и стянул через голову свою, разодранную, в пятнах крови. Но не отдал Тацетте, хотя тот протянул руку, чтобы забрать её, а бросил на пол и, как бы случайно, прижал каблуком.
Шалфей смыл губкой кровь с руки и вокруг раны. Ловкими сухими пальцами ощупал предплечье и всё руку до кисти. Отёк минимальный, перелома и разорванных сухожилий не наблюдалось. Только глубокий, почти сквозной удар кинжалом, тонким и острым, как стилет.
Гиацинт снова поставил подбородок на левую руку и одновременно наблюдал за доктором и за Неро.
— Большая потеря крови, но в целом ничего опасного. Подвижность в скором времени восстановится.
— Когда? — спросил вместо пациента Чёрный Тюльпан.
— М-м… Через месяц, — Шалфей занялся широкой ссадиной на виске. — Чем это нанесено? — спросил он Гиацинта.
Тот иронично повёл бровью:
— Полагаю, чем-то оч-чень твердым. Впрочем, синьор Тацетта осведомлён в этом лучше меня, пусть он и расскажет. А главное, он может дать исчерпывающие сведения обо всём, что касается раны в плече…
Тацетта заскрипел зубами и подарил Гиацинту обещающий взгляд, говорящий, что этими повреждениями дело не ограничится.
Шалфей укоризненно покачал головой, промывая рану на виске целебным раствором.
— Сколько часов вы провели в беспамятстве?
— Что-то около пятидесяти.
— Мда… — понимающе протянул старый доктор, глянув на Неро`.
Принц изо всех сил сохранял невозмутимый вид. Поморщившись, словно укусил кислое, Неро пояснил, что они не видели необходимости беспокоить Шалфея по пустякам:
— Корабельный врач прежде вас позаботился о нашем госте, как только он попал сюда. Мы знали, что опасности нет, а покой и сон — лучшее лекарство. Граф не провёл двое суток без сознания, он несколько раз приходил в себя, пил воду, но не помнит этого из-за крайней слабости от потери крови. Мы обратились за консультацией к вам потому, что меня беспокоит состояние моего дорогого гостя, а ваши знания и престиж общеизвестны.
— Понимаю, — скромно поклонился Шалфей.
Тацетта что-то шепнул доктору на ухо. Тот удивился:
— К чему? Ведь есть прекрасная настойка Подорожника, она не хуже снимает риск заражения. Но если вы желаете раскалённым железом… — он обращался к принцу, прекрасно понимая, кто именно этого желает.
— На всякий случай, — примирительно молвил Неро. — Для верности.
— Ну что ж…
Гиацинта в самом деле забавлял этот спектакль, как будто всё происходило на сцене и не с ним, хотя огонь в камине пылал отнюдь не нарисованный.
Роли расписаны заранее, но принц нервничает вдвойне: заботясь, как бы самому сохранить лицо, и предвкушая проигрыш своего гостя. Психологических дуэлей у них с графом на счету больше десятка, при самых разных ставках. Но до прямых столкновений силы, к сожалению обоих, раньше не доходило.
В отличие от виконта Нарцисса (чью скандальную драку с Гиацинтом даже при максимальном напряжении фантазии невозможно назвать дуэлью), а теперь и Тацетты, оценившего "сложность натуры" графа на своей шкуре, Черного Тюльпана всегда защищала броня дипломатической неприкосновенности на территории французского двора. Обратная цена защиты такова, что сам Неро не мог открыто никого пальцем тронуть. А ему давно хотелось настоящего поединка. С кровью! С риском для жизни!.. Как угодно, только бы в полную силу! Пусть даже с возможностью проиграть.
Но, столкнувшись с желанным противником без стеклянной стенки, принц нервничал: что сейчас будет?
Гиацинт испытывал примерно такое же легкое головокружение неожиданной свободы от лопнувшей цепи условностей, когда ничто больше не удержит и не остановит поединок. Но в отличие от Неро, заранее знал результат.
Тацетта, не слишком доверяя служебному рвению Шалфея, собственноручно раскалил докрасна чугунные щипцы на углях камина, бормоча проклятья в адрес наглых мальчишек, из глупого упрямства корчащих из себя героев до последнего момента. Наконец он передал Шалфею светящиеся на концах щипцы.
Взгляд графа лучился иронией: "Как же вы мне надоели, господа…"
Поймав момент, он прикрыл веки…
Раскалённый металл сердито зашипел, прильнув на слишком долгое мгновение к ране.
По загорелому шёлковому плечу прошла лёгкая дрожь, как от щекотки…
И только.
Чёрный Тюльпан и Тацетта переглянулись. Да… Если нужно будет заставить его что-нибудь сделать, методы инквизиции результатов не принесут. Это ясно. Граф Ориенталь уступает в жизни дорогу только дамам, да и то, не всегда…
Гиацинт незаметно выдохнул, на секунду разжал кулаки и снова спрятал пальцы (словно кот втянул когти в подушечки лап), чтобы дрожь не выдала нервного напряжения. Шалфей наложил на рану новую повязку (пропитав её, кстати, крепким обезболивающим настоем, но об этом всяким принцам лучше не знать). Граф любезно кивнул в знак благодарности за лечение, надел новую ослепительно-белую рубашку, обернулся к хозяину каюты и выжидательно двинул бровью: "Что дальше?"
Принц встретился с ним взглядом и безучастно сказал:
— Так гораздо лучше. А эту — оставь.
Он кивнул на прежнюю одежду своего пленника. Гиацинт поднял рубашку и встал.
— Эту?..
Неро` сделал обеспокоенный жест и шагнул ближе. Граф несколько мгновений двумя пальцами покачал окровавленную рубашку на весу, искоса глядя на приближающегося принца, молниеносно взмахнул ею, словно тореадор плащом, и бросил в камин. Лёгкая ткань сразу вспыхнула.
Чёрный Тюльпан лязгнул зубами, как щука, упустившая добычу, и наотмашь кулаком ударил Гиацинта в лицо. Пленник чуть не последовал за трофеем, налетев на каминную полку.
Прижимая ладонь к разбитой губе, граф коротко засмеялся:
— Четыре ноль! Неро`, ты сердишься, значит, я был прав…
Эта перефразировка известного латинского изречения,[3] окончательно доконала принца. Он растерянно оглянулся в поисках справедливости в этом мире и сделал движение с явным намерением броситься на "гостя" и задушить его.
Доктор преградил ему путь и сердито сказал: