Натал выразил свое восхищение Омелке, и все присутствующие присоединились к нему.
— Чье же это такое знакомое влияние? — хмыкнул Нат. — Никак, тётя Амариллис, наша прирожденная криминалистка постаралась!
— А я тебе десять лет говорю, братик, бросай курить! — парировала Амариллис, запивая омаров красным шампанским. — Давно пора.
Натал поднял руки вверх, "сдаваясь".
— Всё. Считай, бросил.
— Аплодисменты, пожалуйста, — щелкнул пальцами Гиацинт, поднимая бокал. — За это надо выпить.
Предложение встретили громом рукоплесканий и салютом новых бутылок шампанского. Розанчик перегнулся через стол, чокаясь с Наталом.
— Всё, друг. Попался! Теперь попробуй, откажись от клятвы, ведь уйма свидетелей!
Джордано шутливо погрозил кулаком довольной Омелке:
— А всё из-за неё, из-за принцессы!
Омела засмеялась, а её мать веско заметила:
— Так ведь на то и существуют принцессы, чтобы из-за них всё случалось.
Слова Виолы понравились, и все хором провозгласили тост за принцесс.
Это прозвище Омела получила жутко давно. Так называли её все друзья, и родителей, и её самой. Потому что она стала первым ребенком в их компании, к тому же, дочкой капитана: значит, первая и самая главная. Потому и принцесса.
Ещё маленькой Омела как-то спросила отца, почему он перестал называть её феей, как раньше, а всё принцесса, принцесса… Гиацинт серьёзно ответил:
— Понимаешь, солнышко, феи появляются неизвестно откуда и исчезают, если хотят. Они ничьи. А ты — моя! Наша, ясно?
— Ясно, — кивнула малышка. — А почему же `Ори и Тико не принцы? Они ведь тоже наши.
Он вздохнул и, отвернувшись к окну, сказал, что хорошие принцы ему встречались только в сказках, а мальчишки ведь всё равно после неё, значит не первые, и вообще, не достойны такой чести.
— Ну-ну… — загадочно покивала Омела. Но с тех пор откликалась на прозвище больше, чем на имя, вызывая жуткую ревность у маленькой герцогини Ирис, которую называли в крайнем случае Ириской, но уж никак не принцессой.
Словом, в белом двухэтажном доме, с крылечком, с черепичной крышей, открытой верандой выходящей на море; именно не в "особняке", а в доме Ориенталь, где хозяева бывали, увы, не так часто, как им хотелось, вечно разъезжая по свету, — в доме светились большие стрельчатые окна, и царило веселье.
Омела из всех сил старалась вытащить на танец Розанчика, но лейтенант не сдавался, делая вид, что жутко занят беседой с графом Георгин.
Натал перебрался на другой край стола, ближе к другу. Гиацинт узнавал у бразильского коммерсанта последние подробности жизни его плантаций, ткацкой фабрики и работы их общей торговой компании. Потом разговор вновь перешел на семью.
— Нат, почему Берта не приехала? Так и не удостоила нас своим посещением.
— Кто, Бертоллеция?[2] — хмыкнул Нат. — Она дома, на гасиенде осталась. Говорит: "Видала я твоих дружков два месяца назад. Соскучиться не успела".
Гиацинт горестно цокнул языком.
— Не любит она нас. Задва месяцаи не соскучилась. Нет, не любит…
— Зато `Ори твоего она обожает, — успокоил Натал друга.
— Ха! Это потому, что он на меня не похож.
— `Ори не похож?!! Да это ж просто вылитый ты! Копия просто. Разве что глаза светлее, как у твоего отца, а так — один к одному!
Гиацинт криво улыбнулся.
— Старик, я имею в виду характер.
— Ах, характер… — насмешливо протянул Натал. — Тогда конечно, наша принцесса Кенгуру, хоть и рыжая, но оч-чень похожа на папочку.
Капитан пожал плечами.
— Да, похожа. Можешь дразниться сколько угодно. Ты лучше скажи (и не мне, я догадываюсь, а Виоле), куда дел нашего сына? Они ведь, с тобой вместе ехали. По идее…
Натал беспечно махнул рукой:
— Да успокойтесь, родители! Будут их сиятельства завтра, и герцог, и внук. Они с Пассифлорой к твоим, в Ориенталь поехали. Заночуют там, а завтра явятся, как миленькие. А я к вам сорвался. Пораньше.
Виола слышала их разговор, поскольку Натал вёл рассказ на два фронта, чтобы успокоить её материнское сердце.
— Натал, а твой красавчик где? — поинтересовалась Виола. — Не верю, что он остался дома, в Бразилии.
— И правильно делаешь, — кивнул Нат. — Само собой, он не дома, то есть, он — у вас дома. Я обоих этих бандитов спихнул твоей сестрице Триколор, и они с Пассифлорой, по-моему, были счастливы.
— Эх ты, вечный холостяк! — засмеялась Амариллис.
Брат отбил удар:
— Не всем же быть прирожденным семьянином, как некоторые…
— Не умеешь ты обращаться с детьми.
— Я не умею?? — взревел Натал. — Ириска, скажи маме, кто у тебя самый любимый дядя? Только, смотри, скажи правду!
Ирис закатила глаза, а потом пальцем указала на "любимого".
— Крёстный!
Гиацинт засмеялся.
— Получил, правду?
Натал обиделся.
— А если я у твоей спрошу? Она-то скажет правду…
— За ожерелье?! Да за драгоценности она мне лично горло перегрызет, конечно, ты будешь любимым! А вот устами младенца…
— Ха! Ириска просто маминой породы веточка, а сестрица моя всегда была на тебе чокнута, вот и передала дочке.
— С материнским молоком! — хихикнула Виола.
Герцогиня взбесилась и схватила столовый нож.
— Нат, если не прекратишь мутить воду, сделаешь меня братоубийцей!
Розанчик оторвался от танца с Омелой и напевая: "Тор-реодор, смеле-е в бой…" — следил за исходом поединка.
Ирис видела, как Гиацинт подмигнул ей, и бочком подошла к матери.
— Мамочка, ты же не будешь убивать по-настоящему моего люби-имого дядю? — Она сладко пропела: — О-очень любимого… — И покосилась на Натала.
Тот расцвел улыбкой.
Амариллис со вздохом положила нож:
— Ну, по-настоящему, не буду.
— А жаль! — в один голос сказали Джордано и Розанчик.
Ирис демонстративно надела шляпу и подошла к мужчинам.
— Не будешь? Вот и хорошо…
Остановившись рядом с Наталом, она патетически сообщила:
— Мама тебя не убьет. Моя любовь спасла тебя!
Все покатились со смеху. Обнимая племянницу, Натал толкнул Гиацинта локтем:
— Видал? Перед лицом опасности она сказала правду!
Крёстный Ирис насмешливо кивнул.
— Видал. Артистка растёт. Золотце, скажи, а если б не по-настоящему?
Ирис ярко пожала плечами:
— Так пусть бы убивала, мне-то что?
Натал кинулся на Гиацинта.
— Старик, я тебя придушу, если ещё раз…
— Угомонись, Отелло! — смеясь, тот отбивался от разъяренного друга.
Тико примчался и встал между ними. Поучительно подняв палец и копируя отцовскую интонацию, крестник заявил Наталу:
— Старик, я тебе голову откручу, если тронешь моего папу!
Зал трясся от хохота. Амариллис захлопала в ладоши.
— Браво-браво! Продолжай будущий зять в том же духе, и я, возможно, соглашусь на ваш брак с Ирис. Лет через десять…
Виола укоризненно покачала головой, глядя на мужа.
— Разбаловал ребенка, сил нет.
— Я?!
— Ну, а кто же?
Гиацинт скептически хмыкнул.
— Зато, `Ори твой — просто девчонка. Дрожь берет, какой послушный!
— МОЙ `Ори?!
— А чей же?
Виола задохнулась от праведного гнева.
— Тысяча чертей, — удивленно выдохнула она. — Тико, иди к мамочке! Мы с этим чудовищем не разговариваем. Он обижает твоего старшего брата, и меня, и ещё неизвестно кого будущего… Всё, баста! Мы объявляем вам войну! Омела, ты за кого?
Принцесса хмыкнула:
— За папу.
— Кенгуру рыжая! — обозвала её Виола, изображая возмущение.
Натал, улыбаясь, постучал друг о друга хрустальными бокалами.
— Слово именинницы — закон! Выпьем за примирение.
Все с готовностью подняли бокалы…
— Нет, старик, ты зря всё-таки! — Натал положил себе на тарелку огромный кусок индюшатины и поливал соусом. — Твой `Ори ничего парень. Они с Бертом хотели поохотиться на страусов, так очень трудно было жене уговорить их переключиться на стрекоз.