— Милорд, мои сведения столь конфиденциальны, что я не могу изложить их в присутствии вашего секретаря.
Уильям выразительно посмотрел на своего рассудительного помощника, и тот без слов понял, что ему нужно как можно скорее удалиться.
Когда в глубине коридора затихли шаги, Виктория, наконец, поняла, что не знает, как держать себя с ним, какие слова подобрать, как объясниться. Вся ее уверенность и решимость куда-то испарились, и она замерла в ожидании. Мельбурн, почувствовав ее смятение, сделал шаг навстречу. Он заключил ее руки в свои, так же, как тогда в зимнем саду Брокет Холла, и пристально посмотрел в глаза.
— Вы самый удивительный рождественский подарок, которым когда-либо одаривала меня судьба, — сказал он, чуть наклонив к ней голову, согревая ее теплом своей улыбки, убаюкивая нежностью голоса.
И Виктории вдруг показалось, что в медленном кружении снега за окном, в сухом потрескивании огня, в окутавшей их уютной тишине послышалось чарующее дыхание истинного и долгожданного чуда.
Глава 8
Несколько долгих мучительных мгновений она смотрела на Уильяма, не в силах поверить, что задуманный ею план осуществился. Он здесь, он рядом. Больше их не разделяет бесконечная пропасть времени. Вдруг ее выдержка дала трещину, напряжение последних часов дало о себе знать, и Виктория совершенно по-детски разрыдалась, уткнувшись в его широкую грудь. Он ничего не смог сказать, лишь обнял ее и крепко прижал к себе.
Так они стояли в полумраке комнаты, в мерцании свечей, в бликах горящего камина, осознавая эту новую реальность, созданную для них судьбой. Он приподнял ее мокрое от слез лицо, которое она пыталась спрятать, стыдясь своей неожиданной слабости, и нежно притронулся губами к щеке, потом к другой, спустившись на краешек губ, заставив ее замереть. Ему так хотелось отбросить все правила и продолжить, но многолетняя выдержка взяла верх, большего он не мог себе позволить в этих стенах. Его взгляд сделался крайне озабоченным и решительным.
— Виктория, к сожалению, Ваше неожиданное вечернее появление здесь, в моей официальной резиденции, может вызвать слишком много ненужных вопросов. Я не могу подвергать опасности Вашу репутацию, да и свою, признаюсь, тоже. Но я знаю, как мы поступим. Я отвезу Вас к моей сестре Эмили в Мельбурн-хаус. До завтра Вы останетесь у нее, и, как только позволят обстоятельства, мы вместе покинем Лондон.
Она кивнула, соглашаясь, ощутив себя под его защитой, отдаваясь его воле полностью и без оглядки. Впервые за последние годы позволив кому-то решать за себя.
Мельбурн позвонил в серебряный колокольчик и на его зов немедленно явился секретарь.
— Вы мне понадобитесь сегодня вечером, Доусон, прошу меня дождаться. И примите мою искреннюю благодарность, Вы поступили наилучшим образом в отношении дела этой леди. Велите закладывать экипаж, я уезжаю немедленно!
Тон его указаний однозначно выдавал в нем человека, много лет подчиняющего все и вся своей воле, и Виктория поневоле задумалась, а каков же он бывает в гневе или в плохом расположении духа?
Через несколько минут они уже стояли в просторном холле в ожидании отъезда. Короткие приказания дворецкому, и вот уже Мельбурн придирчиво осматривает тёмный мужской плащ с пелериной, полностью скрывающий хрупкую фигурку Виктории. Юную леди, прибывшую на Довер Стрит со странным, на грани скандала визитом, в этот поздний час никто не должен увидеть.
Спустившись в полумраке со ступеней крыльца, Мельбурн подал ей руку, помогая забраться в экипаж. Кринолин был для Виктории скорее испытанием, чем повседневностью — ей предстояло многое узнать в этом другом измерении. Она поймала себя на мысли, что отчасти ее сознание еще находится в 21 веке. Казалось, за поворотом на Пикадилли по-прежнему кипит жизнь вечернего Лондона, переливаясь огнями рождественских витрин. Но тишина, пробиваемая лишь редким звуком копыт о мостовую и стуком колес очередной повозки или экипажа, напоминала о реалиях совсем другой эпохи.
Уильям сел напротив нее, как предписывал этикет. Джентльмену не полагалось занимать место на одном сидении с леди. Но когда дверцы были заботливо закрыты лакеем, подножка убрана, лошади тронулись, а полумрак-заговорщик окутал их, Вик подумала, что сейчас самое время отправить к черту все условности.
— Здесь холодно, — зябко поежившись, схитрила она, ведь плащ, накинутый на ее плечи был очень теплым.
Мельбурн едва заметно, понимающе улыбнулся, разгадав лукавый план, который готов был с радостью поддержать. Оказавшись рядом, обняв ее, согревая своим теплом, чувствуя ее трепет, он уже не смог сдержаться. Губы их, наконец, встретились, и все ее существо заполнила ни с чем несравнимая радость. Ни разу в жизни Виктория не испытывала такого волнения, такой тягучей неги, которую хотелось выпить до самого дна. Она забыла обо всех испытаниях этого невероятного дня, отдавшись долгожданному, томительно-нежному и горячему поцелую, чувствуя, как обоих охватывает желание.
Экипаж доставил их на место слишком быстро. Мельбурн-Хаус действительно оказался в двух кварталах от резиденции на Довер-Стрит. Когда лошади стали замедлять ход, они словно вынырнули из охватившего их обоих сумасшествия, поспешив занять свои места, пытаясь выровнять дыхание. И счастливо улыбнулись друг другу в полумраке, как настоящие заговорщики, прислушиваясь к шагам ливрейного лакея, готового вот-вот распахнуть дверцу. Мельбурн подумал, что ведет себя совершенно как влюбленный мальчишка: «Поцелуи украдкой в холодной карете, подумать только!». Он на мгновение успокаивающим жестом накрыл ее руку своей ладонью и спустился с подножки. Впереди их ждал освещаемый приветливыми огнями лондонский особняк семейства Мельбурн.
Виктория подумала, что точно так же чувствовала себя, когда знакомилась с другой аристократкой, баронессой Кобург. Несмотря на свои опасения и некоторую робость, ей удалось произвести на нее достойное впечатление и расположить к себе. Даже после разрыва с Альбертом они сохранили теплые приятельские отношения. Она сказала себе, что сейчас просто стала участницей «ожившей» театральной постановки, и ей надо вписаться в «игру», чтобы стать частью этого мира. Лишь Уильям был для нее настоящим, единственной причиной ее безумной выходки, о последствиях которой пока трудно было судить.
Все это пронеслось у неё в голове за те мгновения, что они пересекали мраморный вестибюль. Вик отдала услужливому лакею свой плащ и шляпку, и вдруг в большом венецианском зеркале увидела незнакомку с горящими глазами и пунцовыми губам — неужели это она, финансово-независимая жертва эмансипации, талантливый дизайнер и без пяти минут зам начальника отдела рекламы?!
Но вот широкая ладонь Мельбурна властно коснулась ее плеча, и она почувствовала, что Ее опасения и неуверенность проходят как по волшебству.
В просторной, прекрасно меблированной гостиной было тепло от зажженного камина. Немолодая, но красивая и ухоженная дама в великолепном светло-сером атласном платье, поднялась с одного из диванов и поспешила им навстречу.
Мельбурн подошёл к сестре и, поцеловав ей руку и подставленную щеку, сказал:
— С Рождеством, Эмили! Прости за такой внезапный визит, но я вынужден просить тебя об одолжении. Позволь сначала представить тебе мисс Викторию Кент!
Виктория, все это время стоявшая чуть позади Уильяма, сделала шаг вперёд, и глаза женщин встретились. Леди Палмерстон протянула руку для дружеского пожатия, и Виктория, интуитивно сделав книксен, на миг прикоснулась к ее атласной перчатке. Во взгляде прекрасных аквамариновых глаз Эмили читалось изумление. Она беспокойно взглянула на старшего брата, и он едва заметно кивнул своей красивой головой. Приглядевшись внимательнее, Эмили, наконец, пришла в себя, поняв, что невысокая хрупкая девушка рядом с Мельбурном не королева. Она была чуть старше, с медово-карими глазами и темно-каштановыми волосами, а в ее мягкой улыбке не было королевского капризного изгиба губ.