Виктория все же смогла улыбнуться, с ним это никогда не было сложным.
Она не заметила, что Уильяма уже нет рядом. Хозяину Брокет Холла были не нужны провожатые.
В одной из гостиных старинного особняка, которая называлась Утренней, расположилась вся наспех собранная команда, и была установлена профессиональная аппаратура. Бог рекламного глянца Мэттью уже настраивал камеру, а Энтони засуетился около своих моделей, которых нужно было одеть в костюмы викторианской эпохи.
Огромная ель была декорирована чудесными игрушками от рекламодателей. Оставалось навести окончательный марафет и дождаться главную модель — любимицу модных журналов Монну, которую с трудом удалось вырвать у одного известного агентства.
Виктория с восхищением рассматривала высокий, украшенный лепниной потолок, изящную мебель, мраморный камин и большие окна, которые делали гостиную легкой и светлой. «Фотографии будут волшебными,» — подумала она, заметив, как уютно себя чувствует здесь, хотя никогда не была рьяной поклонницей подобного стиля.
Когда Уильям вошел в комнату, она удивилась его долгому отсутствию, так как думала, что он где-то рядом. На его лице было написано плохо скрываемое возмущение и даже гнев.
— Что случилось? Где Вы были? Здесь нельзя бродить просто так. Все должно быть оговорено с администраторами.
Он, казалось, не слышал ее.
— Как это возможно! Кто позволил?! Его портрет рядом с портретом Каролины! Немыслимо! Возмутительно! Это действительно страшный сон! — джентльмена едва ли не трясло.
Виктория спросила:
— О чем Вы говорите Уильям? Опять пытаетесь быть в образе? Лучше пойдите, пожалуйста, сюда и оцените работу Энтони.
Лицо Мельбурна вытянулось, а густые брови поползли вверх, словно он увидел что-то совсем непотребное.
— Простите, мисс Виктория, что это?
— Наряды дам викторианской эпохи, разве не видно?
— Сомневаюсь, что уважающая себя леди надела бы что-то подобное, — выдал он в ответ. Получилось громко, и Энтони резко развернулся, часто заморгав длинными ресницами.
— Поверьте мне, платья подобраны совсем неправильно, не к месту, а с корсетами ваша камеристка совсем не умеет обращаться.
Энтони что-то проворчал себе под нос на родном итальянском. Никогда еще его не обзывали камеристкой.
— Вы же видите, что эти расцветки годятся только для карнавала, а подол слишком короток, перчатки лишь на одной из дам. На другой же столько украшений, что она может соперничать с елкой.
Стилист закатил глаза и, картинно смахивая слезы тонкими ухоженными пальцами, бросился прочь из комнаты.
Виктория выбежала следом, пытаясь утешить друга.
— Я отказываюсь! Слышишь! Я не позволю какому-то доморощенному эстету критиковать мою работу! Ну вот, теперь будут отеки, — сокрушался он, разглядывая в зеркальце припухшие от слез веки.
— Энтони, я понимаю, это не легко, но признай, что он прав. Нам еще не приходилось иметь дело с историческими деталями, а наши заказчики — дотошные ребята. Им нужно только лучшее. Что, если после выхода рекламы посыплются замечания от знатоков и любителей эпохи? Чем мы тогда оправдаемся? До завтра ты подберешь по советам Уильяма новые костюмы или чуть переделаешь эти. Сегодня нам нужен только один, для Монны. Когда же она наконец появится?
— Ты права, Вики! Я стал слишком чувствительным после разрыва с Томом, это все так тяжело… Ну да ладно! Выслушаю твоего зеленоглазого эксперта со всем вниманием. Надеюсь, что платье для главной героини он не разнесет в пух и прах. Оно чудесное. Вот увидишь.
Дело близилось к вечеру, а съемки так и не начались. Виктория нервно заглядывала в окна, надеясь увидеть такси Монны. Ее телефон был недоступен. Мэттью нервничал, освещение менялось, и ему приходилось снова настраивать технику. Наконец, терпение лопнуло. Пусть капризная модель разорвет все контракты с агентством, но сегодня Виктория никому не позволит срывать съемку!
— Энтони, неси то самое платье! — скомандовала Виктория. — Сегодня я буду Вашей моделью!
— Чудненько! Придется немного подколоть низ, но оно идеально тебе подойдет, — оживился стилист. Его мужеподобная ассистентка как по команде метнулась к стойке-вешалке, куче коробок и картонок, временно размещённых в бильярдной особняка.
— Я вообще не понимаю, зачем было ждать эту швабру, которая каждый раз выносит мне мозг, — обрадовано произнес Мэттью, засуетившись с камерой.
Уильям выглянул из глубокого кресла, где сидел, погрузившись в какие-то отнюдь не радужные мысли.
— А сэр Эксперт поможет нам? Он же сам заметил, что я неправильно одел своих моделей. Пусть повозится со всеми этими крючками и корсетом, — видя, как Мельбурн смутился, Энтони добавил: — Вот и посмотрим, кто у нас здесь заслуженная камеристка.
— Видите ли, Энтони, мне чаще приходилось раздевать дам, а не одевать их, — бесстрастно ответил лорд, возвращаясь к своим размышлениям.
Эта словесная дуэль не укрылась от ушей Виктории. И от последней фразы Уильяма у нее почему-то загорели щеки.
«Что за…! Да это просто смешно, Вик!» — строго сказала она сама себе и поспешила в бильярдную переодеваться.
Несмотря на свою досаду по поводу замечаний «эксперта», стилист рьяно взялся за работу. Платье, которое он выбрал для главного постера, было глубокого винного оттенка, с открытыми плечами и красивым декольте. Оно должно было идеально подчеркнуть выразительные карие глаза Виктории и нежный оттенок ее кожи.
Она натягивала один предмет гардероба за другим, уже чувствуя себя капустой. Казалось, не будет конца этим бесконечным тесемкам и застежкам. Ей пришлось надеть чулки, кружевные панталоны, сорочку и тугой корсет, затягивая который ассистентка Энтони чуть не сломала ей ребра. Затем следовала льняная кофточка и многочисленные нижние юбки с воланами из легкого, а потом плотного, отделанного кружевом и лентами полотна, и, наконец, само платье.
Пока шла быстрая подгонка, над ее прической уже мастерски колдовала девушка-парикмахер. И вскоре густые каштановые волосы были уложены по моде середины девятнадцатого века.
Когда Виктория появилась на пороге гостиной, ее было не узнать. Мэттью так и застыл со своей камерой в руках, поскольку сейчас эта деловая, иногда дерзкая девчонка больше походила на какую-то венценосную особу. Пока все присутствовавшие выражали свои восторги, Мельбурн неподвижно стоял у окна и смотрел на Вик так, как будто увидел кого-то до боли знакомого. Его реакция не укрылась от Энтони, который объявил, явно обращаясь в его сторону:
— Возвращаем челюсти в исходную позицию, у нас много работы! Что на этот раз скажет наш уважаемый эксперт?
— Скажу, что это весьма и весьма близко к оригиналу, — пробормотал ошеломленный Уильям.
— Ну что же, — просиял Энтони. — Я думаю, мы поладим! Завтра поможете мне с подготовкой к утренней фотосессии. Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? — вдруг спросил он у побледневшей Виктории, которой стало не хватать воздуха.
Тугой корсет, не давал девушке нормально вздохнуть. Громоподобная ассистентка стилиста явно перестаралась. Виктории, которая мужественно держалась все это время, показалось, что паркет исчезает под ногами, а колени становятся ватными. Она машинально потянулась за спину, пытаясь ослабить капкан, сдавивший ее диафрагму, но это было безнадежно. Мельбурн рванулся с места и подхватил Вик в последний момент, когда она уже теряла сознание. Ловко справившись с крючками на спине, он уверенной рукой ослабил шнуровку. Энтони замер с ножницами в руках, за которыми пришлось возвращаться в бильярдную, уставившись на занятную картину. Полураздетая бледная Виктория приходила в себя на руках у чопорного джентльмена, взгляд которого метал молнии:
— Что за варварство! Вы чуть ее не убили! Когда я говорил об ошибках вашей камеристки в обращении с корсетом, то не имел ввиду, что его нужно затягивать как «испанский сапог».
Виктория с благодарностью смотрела на своего спасителя, чувствуя себя такой хрупкой в его крепких руках, будто на минуту стала одной из тех нежных леди, о которых писала Джейн Остин. Но ведь этот пункт школьной программы никогда не вызывал у нее особых восторгов. И нюхательные соли она тоже с собой не носила.