— Людвиг Донт к Вашим услугам, миледи, — произнес он.
Я попыталась объяснить ему на словах, как должна выглядеть детская коляска, и для чего она нужна. Он с удивлением выслушал меня, а когда я закончила, сказал, что передаст мои пожелания мастеру. Прозвучало это не слишком уверенно, поэтому я спросила:
— Ты не знаешь, кто бы мог нарисовать коляску с моих слов?
— Вилсон! — не задумываясь, воскликнул он, и, немного стушевавшись, добавил, — если Вы не против.
— Зови! — коротко бросила я.
Реакция прислуги на любые мои слова и поступки, их неотрывно наблюдающие за мной удивленные и настороженные взгляды начинали здорово раздражать. Несложно было понять, что мое нынешнее поведение отличается от прежнего, не хотелось бы думать, что кардинально, так как последствия для меня могут быть не слишком радужными. Мне необходимо было узнать, какой была Ирэйна, чем она обычно занималась, но напрямую спросить об этом я по понятным причинам не могла. Решив для себя, что раз ничего предосудительного я не делаю, то не стоит и заморачиваться, мои странности в поведении можно списать на последствия падения или, в конце концов, на женские капризы.
Управляющий привел темноволосого подростка с карими глазами, который настороженно и, даже как мне показалось, с вызовом смотрел на меня. Он кого-то напоминал.
Я начала объяснять ему, как выглядит коляска. Он внимательно слушал меня и прямо на земле прутиком стал делать наброски, я присела на корточки рядом с ним и продолжала рассказывать. Он также молча слушал и рисовал, изредка оборачиваясь ко мне и взглядом спрашивая, правильно ли он это делал. Затем окончательный вариант коляски в нескольких проекциях он изобразил на бумаге.
— Мне очень нравится, — искренне сказала я, рассматривая рисунок, — у тебя есть способности к живописи и мне кажется, что тебе нужно учиться этому.
— Людвиг, — обратилась я к управляющему, — что можно сделать для Вилсона в плане обучения?
— Нужно сообщить Его Сиятельству, только он вправе решать подобные вопросы.
— Значит, сообщим графу, — резюмировала я.
Все это время Вилсон, слушая нас, переводил взгляд с одного на другого. После моей последней фразы он опустил глаза, а потом с усмешкой посмотрел на меня. Неожиданно для себя, я узнала эту усмешку и, уже присмотревшись внимательнее, удивилась, почему сразу не заметила сходство с портретом своего мужа.
— Спасибо, Вилсон, ты очень помог, без тебя у меня ничего бы не получилось. Позже мы с тобой поговорим о…, - запнулась я, а потом уверенно закончила, — о многом поговорим.
Поклонившись, мальчик удалился, а Людвиг, продолжая рассматривать рисунок, проговорил:
— Я отнесу это мастеру и прослежу, чтобы работа была выполнена в кратчайшие сроки.
— Сколько бастардов в замке? — спросила я Людвига, глядя ему в глаза.
От неожиданности управляющий растерялся и замолчал. Я ждала, продолжая смотреть на него. Смутившись, он ответил:
— Трое, — при этом стараясь понять мою реакцию.
— Расскажи мне о них, будет лучше, если я узнаю их истории от тебя, — попросила я.
Как оказалось, у моего мужа — два сына одиннадцати и тринадцати лет и десятилетняя дочь. Тринадцатилетним подростком и был Вилсон. Граф в молодости пользовался услугами служанок, когда выяснялось, что девушки беременели, их выдавали замуж здесь же, в замке, дети родились от разных матерей. Две женщины — матери сыновей — жили с мужьями, в браке у них родились еще дети. А вот мать девочки быстро овдовела: ее муж погиб на охоте. И хотя о них с дочерью заботились, но все равно приходилось им трудно, спасало еще и то, что женщина хорошо шила.
— Дети знают, кто их отец? — спросила я.
— Да, знают. Никто этого никогда от них не скрывал и не скрывает, — ответил Людвиг.
— Что значит «не скрывает»? То есть им напоминают об этом? Кто же? — удивилась я.
— Другие дети, когда что-то не поделят, да бывает и взрослые иногда, — виновато произнес Людвиг.
— Приведи детей завтра ко мне, — помолчав немного, сказала я ему, — матери пусть тоже приходят.
Управляющий молча кивнул и продолжал смотреть на меня, чуть нахмурившись, будто пытаясь понять, что я задумала.
— Скажи, Людвиг, мой супруг проявлял какой-либо интерес к обучению или воспитанию своих детей?
— Его сиятельство не давал никаких распоряжений об особом отношении к ним, — осторожно ответил управляющий.
— Если я решу что-то сделать для этих детей, могу ли я рассчитывать на тебя?
— Разумеется, Ваше Сиятельство, — после паузы ответил Людвиг, и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на уважение.
Глава 7
Утром я решила обследовать свою спальню и обнаружила дверь в соседнюю комнату. Это была спальня супруга, от моей она отличалась размерами: комната, купальня и даже кровать были больше. Стены спальни супруга были обиты шелком темно-синего цвета. Удовлетворив любопытство, вернулась к себе.
Я попробовала размяться, и оказалось, что доставшееся мне тело очень пластичное. С удовольствием сделала несколько упражнений «на растяжку». Ночная сорочка существенно ограничивала мои возможности. Срочно нужна спортивная форма! На трикотажный купальник здесь вряд ли можно рассчитывать, но рубашку и штаны, не стесняющие движений, стоит попробовать сшить. Взяла себе на заметку позже поговорить об этом с местной портнихой.
После разговора с управляющим сначала я хотела посоветоваться с тетушкой, что можно сделать для детей. Потом подумала о том, что у нее была масса возможностей и времени для того, чтобы хотя бы попытаться помочь им, но она этим не воспользовалась, поэтому решила действовать самостоятельно.
Готовясь к обеду, я понимала, что могут возникнуть трудности, но была полна решимости осуществить задуманное.
— Господин Креминг, у меня к Вам не совсем обычный вопрос, — обратилась я к профессору, немного волнуясь. — Как Вы отнесетесь к предложению заняться преподавательской деятельностью?
Креминг заинтересованно посмотрел на меня.
— Ваши занятия будут посещать трое детей, не буду от Вас скрывать — это бастарды.
За столом стало тихо, а потом понеслось.
— Как Вы смеете? — раздался возмущенный возглас тетушки. — Ваш муж никогда не позволит этого!
— Благодарю за напоминание, что в отсутствие супруга именно я принимаю решения. И мне странно слышать от Вас, достойной представительницы рода Монсервилей, что Вы не желаете поспособствовать обучению детей, в которых, хочу напомнить, тоже течет кровь Монсервилей.
— Вы говорите возмутительные вещи! — сдерживаясь из последних сил, чтобы не перейти на скандальный визг, продолжала тетушка. — Не смейте сравнивать!
— Смею, леди Глория, смею, — перебила я ее. — Вы считаете, что кровь этих детей недостаточно чиста, чтобы принадлежать роду Монсервилей? Что ж, Ваше право. Но почему считаете недостойным заботиться о них?
Наверное, от переполнявшего ее возмущения или от того, что я посмела ей возразить, Глория ошеломленно смотрела на меня и молчала.
— А что касается чистоты крови, — продолжала я, воспользовавшись ее растерянностью, — Вы легко простили своего племянника, за то, что он, следуя Вашей логике, «испачкал» кровь своего рода, но презираете невинных детей, которые появились на свет и самим фактом своего рождения «запятнали» себя. Представители аристократии, беззастенчиво пользуясь занимаемым положением, самым наглым образом позволяют себе обвинять в своих же ошибках беззащитных людей. Очень удобно, не находите?
Последние предложения я произнесла с сарказмом, больше похожим на насмешку.
— Не Вам меня обвинять, — произнесла леди Глория. — Совсем недавно Вы отказывались заботиться о собственном сыне!
Значит, во время моей болезни за ребенком ухаживала тетушка, но что значит «отказывались заботиться»? Кажется, не слишком приятное о себе мне еще предстоит узнать.