Эндрю отпил кофе. Глаза саднило, словно в них набился песок, душа онемела. Ему бы хотелось, чтобы оцепенение не проходило как можно дольше, так как он пришел к мрачному выводу: решения их проблемы не существовало. Он убедил себя, что если поймет Мей, если узнает ее подноготную, то сможет изменить положение вещей. Но есть вещи, которые изменить не в состоянии никто. Да, конечно, им придется общаться — из-за Алекса. И ему придется разговаривать с ней, если возникнет такая необходимость. Но не более того. Даже ему хватило ума понять: он не проломит лбом стену, а только разобьет голову.
В половине десятого Мей должна была пойти с Алексом на осмотр к врачу. И Эндрю нисколько не сомневался, что, будучи примерной матерью, она поступит именно так. Он собирался воспользоваться ее отсутствием, чтобы забрать свои вещи. Нужно быть последовательным и идти до конца. Допив кофе, Эндрю вернулся в дом. На лице его была написана горькая решимость…
Как же тяжело ему было находиться в квартире Мей. Невыносимо тяжело! Каждый раз, когда он входил в детскую или видел что-то, связанное с сыном, Эндрю едва не плакал. Наконец, чтобы завершить поставленную перед собой задачу, ему пришлось прибегнуть к проверенному приему: распалив злобу, использовать ее как щит. Если она не хочет жить с ним, — ради Бога! — он не оставит ни малейшего следа своего пребывания здесь. Очистил квартиру от всех своих вещей, вплоть до пакета любимого кофе, стоявшего в шкафчике. Но тяжелее всего оказалось в последний раз закрыть дверь этой квартиры, понимая, что за ней он оставляет самое дорогое…
Эндрю выгрузил вещи в гараже. Затем отправился в офис и, отключив телефон, зарылся с головой в накопившуюся бумажную работу. Расчеты расходования материалов, договоры на поставки, требования заказчиков… Для всего этого требовалась предельная внимательность, а это позволяло не думать о другом.
Эндрю работал до темноты, и по дороге домой на него накатила вся накопившаяся усталость и бессонная ночь в придачу. Он чувствовал себя абсолютно разбитым.
Поднимаясь по ступенькам веранды, Эндрю услышал, как звонит телефон, но даже не прибавил шагу. Он не хотел ни с кем говорить.
К тому времени, когда он открыл дверь, звонки прекратились, и его вдруг кольнуло сожаление. Даже не пытаясь разобраться в такой реакции, Эндрю вошел в темный дом, и от приступа головной боли перед глазами заплясали серебристые искорки. Включив старинный круглый светильник в холле, Эндрю повесил пиджак на решетчатую загородку, разделявшую коридор и гостиную, затем вытащил полы рубашки из-под ремня джинсов. Он собирался принять душ, выпить что-нибудь от этой проклятой головной боли и лечь спать.
Эндрю долго стоял под душем. Горячая вода, казалось, испарила последние остатки сил. Обмотав вокруг бедер полотенце, он пошел в спальню и, вытряхивая содержимое из карманов джинсов, услышал, как снова зазвонил телефон. Он догадывался кто это, так как днем заскочивший в офис Витторио сказал, что на объект неоднократно звонила Мей. С окаменевшим лицом он закончил свое дело и протяжно вздохнул. Рано или поздно ему все равно придется иметь с ней дело, и лучше уж раньше, чем позже. Эндрю потянулся к телефону, стоявшему на полу у кровати, и с мрачным лицом снял трубку. Намеренно по-деловому произнес:
— Эндрю Макги.
Последовало напряженное молчание. Затем Мей заговорила, и, судя по голосу, ей тоже в последнее время пришлось нелегко.
— Это Мей… Я весь день пыталась дозвониться тебе.
Эндрю поставил телефон на столик, упер руку в бедро и уставился в пространство. Боль переместилась куда-то в область глаз. Он знал, что Мей будет расстроена его переездом, но ее реакция несколько запоздала.
— Да, знаю, — бросил он.
Послышался приглушенный всхлип, затем она торопливо проговорила:
— Я не ожидала, что ты вот так уйдешь.
— Не понимаю, чего ты ожидала от меня, Мей, — бесцветным от боли голосом ответил он. — Ты не оставила мне выбора. Ясно дала понять, что я тебе не нужен. И недвусмысленно объяснила, что постоянные отношения тебя не устраивают.
Когда Мей наконец заговорила, голос ее звучал хрипловато и неуверенно:
— Я никогда не относилась к тебе как к няне или временному любовнику, Эндрю. — Она откашлялась. — Я даже представить не могла, что ты можешь так подумать.