— Да что ты, что ты. Он просто ангел во плоти. Пел, не выл. Разве это вытье? — Он засмеялся, жадно прижимая к себе книгу о старинной английской оружейной фирме «Скотт». — Вот уж не думал, что такая у меня когда-то будет. А каталог — красота. И в пакете-то каком, ну, Морозова, я твой вечный должник.
— Я не премину воспользоваться, ловлю на слове.
— Да я тебе разве когда отказывал?
— Теперь уж никогда. И Торик тебя любит. Буду оставлять его на тебя, пока снова не женишься. А то что жена сказать может? Такой, как Мария, больше не найдешь. Это я тебе говорю.
— Да я бы ей тоже сказал пару ласковых.
— Так ты и сказал, иначе с какой бы стати она ушла от тебя в никуда?
— Ну сказал.
— Жалеешь небось?
Володя помолчал, потом пожал плечами:
— А как не жалеть? Она баба хорошая. И ей без меня хуже, чем со мной.
— Тогда в чем дело?
— В чем? В гордости, наверно.
— В чьей?
— Ох, Морозова, не бери с меня такую большую плату. Знаю, ты хорошо относилась к Машке, но не трави душу.
— Наоборот, не плату я с тебя хочу брать, а тебе приплатить. Ну и себя не забыть.
— А тебе-то какой резон волноваться?
— Ты разве не знаешь, какая я корыстная? Мария моего Торика очень любила, а ты нет. Теперь ты его полюбил, а если Маша вернется, значит, у меня нет никакой заботы — с кем его оставить.
Володя засмеялся.
— Ну ты и хитрованка, Морозова, каких свет не видывал.
— Ладно, живи, Владимир Степанович, дальше. Если заскучаешь, приходи в гости к нам с Ториком. Мы тебя немножко отогреем.
— Это чем же? — прищурился Володя.
— Как чем? Словом, словом, Соколов.
— Вика, а ты никогда не думала, что в тебе есть что-то от ведьмы?
— Думала. А разве я не ведьмой работаю? — Она засмеялась. — Правда, Володя, зайди как-нибудь, я на самом деле хочу с тобой поговорить. — Она сделала ударение на последнем слове, и Володя понял, о чем она хочет поговорить. О Марии, конечно.
Вика видела, он и сам мучается, что жена ушла, знает почему и хочет ее вернуть. Но не может найти такого хода, чтобы и собственную гордость не задеть. А она знает, как ему поступить. Потому что с Машей она уже говорила. Та готова вернуться, сама, но Вика сказала ей:
— Наберись терпения. Не ты должна возвращаться, а он тебя должен вернуть. Понимаешь? То, что своим трудом добыто, ценится больше. Потерпи.
Теперь ей недолго осталось терпеть, Володя придет за советом, а может, и сам уже сообразит. Не зря она ему Торика оставила — сейчас собаку пристроить просто — есть дорогие собачьи гостиницы, никаких одолжений. Но Вика специально это сделала, потому что Маша ужасно любила песика. И не Торик мелькал у Володи перед глазами с утра до ночи, а жена... Наверняка он корил себя за то, что мало считался с ней — ему надо в лес — он собирал рюкзак и уезжал на месяц, оправдывая свою прихоть профессиональным долгом. Он всю свою жизнь был геологом, а потом по здоровью ушел на пенсию, но от леса не отстал, пошел работать в охотобщество. Он снова собирал рюкзак, не слушая протестов жены, которая знала все о здоровье. Точнее, о нездоровье. Сердце сдавало, хотя Володе не было и пятидесяти... И, не справившись с ним, она ушла.
Вика с Ториком провели вечер вдвоем, они лежали на диване, Торик устроился у нее на животе, она гладила его голенькое тельце — шерстка коротенькая, темная, местами почти черная, с рыжими золотыми подпалинами на шее и под хвостом. «Позолоченный», — называла его Света. Конечно, собакой надо заниматься, тем более породистой, но он у нее пока диванный.
«Интересно, — думала она, — а Петр любит собак? Наверное любит, только больших, не таких маленьких». Вика стиснула Торика от избытка внезапно нахлынувших чувств. Потом одернула себя, когда песик взвизгнул, — зачем тискать малыша, это ведь не Петр Суворов.
На днях он вернется из Германии, станет ли искать ее? Позвонит? Свяжется через Свету? Явится в офис? Она с удовлетворением вспомнила сегодняшнюю встречу у Павлика, она конечно помогла ему, и он наверняка заключит контракт с немцами.
А значит, она еще на шаг приблизится к тому, чего хотела всю жизнь и ради чего держала себя в узде. К собственной психологической консультации.
В отличие от подруги Вика училась на психологическом факультете потому, что ей всегда этого хотелось. Наверное, ей что-то передаюсь от деда, которого считали ясновидящим. Он исподволь, незаметно, учил ее замечать в жизни то, мимо чего другие проходят, и, самое главное, искать связь между вещами, казалось бы, совершенно не связанными между собой.
— Не обязательно все видеть, — говорил он ей. — Ты же не можешь увидеть свой разум, но ты знаешь, что он у тебя есть. Ты не можешь увидеть душу, но разве станешь спорить, что и она существует? И знаешь что еще — никогда ничего не бойся. Ничто не может навредить тебе сильнее, чем собственные дурные помыслы.