Ребекка сдалась первой, перепробовав все. Семейные ужины, вечеринки, надуманные проблемы, с которыми она обращалась к старшему брату, пытаясь его расшевелить, не помогли. Вечеринки он попросту игнорировал, на семейных обедах отделывался односложными ответами, проблемы решал.
Казалось, все было почти как прежде, ведь Элайджа и раньше не отличился эмоциональным поведением, но Ребекка слишком хорошо знала, что это не так. После отношений с Глорией, когда она в первый раз в жизни увидела брата по-настоящему счастливым, теперь он напоминал ей скорее замороженную копию, робота, которого ничего не волновало. Элайджа хорошо играл свою роль, сохраняя неизменное безразличное выражение лица, но боль, застывшая в темных глазах выдавала. У Ребекки у самой сердце сжималось от боли, но помочь брату она не могла.
Потому что она не могла вернуть ему любовь. И никто не мог.
Тема Глории не поднималась в их доме, но казалось блондинка незримо присутствовала в их жизни, то и дело напоминая о себе. Ни Клаус, ни Ребекка больше не пытались поговорить с ней, а Камилла, которая теперь окончательно перебралась в дом Майклсонов, хоть и поддерживала отношения с кузиной, по большей части ограничивалась короткими телефонными разговорами. Глория отдалилась от нее, и Ками не торопилась предпринимать попытки к сближению, зная, что сама будет невольным напоминанием о том, что произошло между Элайджей и Глорией, пара которых не выдержала проверку семейной тайной, в отличие от их с Клаусом.
Ками не осуждала кузину. Но все же, порой ее злила ее упертость и нежелание прощать чужие ошибки, особенно, когда она видела, как изменилось поведение Элайджи, и отнюдь не в лучшую сторону, слышала его ночные крики. О кошмарах, мучающих старшего Майклсона, Камилла узнала от Клауса, сам Элайджа наотрез отказывался обсуждать эту тему, продолжая игнорировать предложения о терапии, пока Ками не последовала примеру Ребекки.
Не сдавался лишь Клаус. Взяв на себя большую часть работы, он продолжал вовлекать брата в процесс, надеясь, что интересные проекты помогут ему стать прежним, вернут желание жить, и иногда это срабатывало. Особенно Элайджу заинтересовала конференция, проводимая в Вашингтоне в рамках реализации новых законодательных инициатив на среди нефтетрейдеров, и то, что им пришло приглашение с предложением выступить на одном из брифингов, Клаус счел знаком судьбы. Элайджа согласился не сразу, но все же профессионализм победил — вечером следующего дня он отправился в Вашингтон в необычном для себя приподнятом настроении.
В самолете он корректировал свою речь, выбирая подходящую статистику, которую ему предоставил брат, и в первый раз за долгое время на лице Майклсона появилась улыбка, до тех пор, пока проходя регистрацию в отеле в списке приглашенных он не увидел слишком знакомую фамилию.
Блейк Спенсор выступал в последний день, резумируя итоги конференции, и Элайдже оставалось лишь надеяться на то, что в Вашингтон он прибудет один, впрочем, Майклсон слишком хорошо знал Глорию, понимая, что она вряд ли останется в стороне от подобного мероприятия.
Получив карт-ключ, Элайджа в первую очередь поинтересовался у улыбчивой девушки за стойкой регистрации, где находится бар.
Первый рокс Майклсон выпил залпом, не почувствовав вкуса, за ним тут же последовал второй, и только на третьем Элайджа почувствовал, как напряжение немного ослабевает. Но он еще не знал, что расслабляться рано. Как и не видел того, что в бар вошла белокурая девушка, чьи голубые глаза расширились, когда она увидела за стойкой крепкого темноволосого мужчину, сидящего к ней спиной.
Но Глории не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, кто перед ней. Ведь она знала каждый его жест, каждое движение. Так ей казалось. Пока Майклсон, словно ощутив ее взгляд, развернулся в сторону блондинки, и их глаза на миг встретились.
От его тяжелого взгляда Глории на миг стало не по себе. Элайджа выглядел уставшим, потрепанным и изрядно захмелевшим. Вместо того, чтобы готовиться к завтрашнему выступлению, он в одиночестве напивался, и блондинка почувствовала как ее сковывает чувство вины. То, как темные глаза вспыхнули от боли, стоило им встретиться взглядами, не оставляло много вариантов относительно того, что именно, а точнее кто, послужил для Майклсона поводом для похода в бар. Глория знала, что должна пройти мимо, отправиться к себе в номер и продолжить жить своей жизнью, забыв о не сводящем с нее потухшего взора мужчины.
Но она не смогла.
========== Часть 39 ==========
На то, чтобы отвернуться от Глории, не сводящей с него ошеломленных голубых глаз, Элайдже требуется вся его сила воли. И все же он делает это — поворачивается к ней спиной, переводя взгляд на ряд сияющих бутылок, только бы избавиться от картины, что все еще стоит перед ним.
Майклсон качает головой, отгоняя от себя воспоминания. Сейчас не время и не место для душевных терзаний, но доводы разума едва слышны в той будоражащей волне, которая накрывает его после встречи со своим персональным ангелом, сумевшем весьма успешно переквалифицироваться в личного демона. От такой вычурной аллегории Элайджа криво усмехается и вскидывает вверх ладонь, глядя на бармена.
— Повтори.
Заказ выполняется незамедлительно, но Элайджа едва успевает сделать первый глоток, когда рокс в его ладони перехватывает тонкая рука.
— Бурбон — мне, мужчине — кофе.
Глория усаживается с ним рядом, кивая бармену, который довольно быстро прячет удивление за привычной улыбкой. Пока он занимается кофе, отвернувшись от посетителей, Глория не говорит ни слова, медленно попивая бурбон и Элайджа не выдерживает.
— Зачем ты здесь? — хрипло произносит он, не в силах оторвать взгляда от ее точеного профиля.
— На конференции или за стойкой бара? — пытается отшутиться блондинка, но от тяжелого взгляда Майклсона, который она ловит, наконец, развернувшись в его сторону, веселье на ее лице сменяется озабоченностью.
— Когда последний раз ты нормально спал? — едва слышно спрашивает она, на что Элайджа только усмехается.
— Это не твое дело, — холодно отвечает он, щуря темные глаза, — не стоит переживать о жизни такого монстра, как я.
Глория на миг замирает от его ледяного тона, но ее давно не обмануть маской, которую Майклсон так искусно выдает за свои истинные эмоции. Усталость, боль, злость и досада — вот настоящие чувства, что читаются в его потухшем взгляде, и блондинку вновь накрывает чувство вины, а вместе с ним что-то еще, то, что она никак не может разобрать.
Или не хочет.
Она не хочет признавать, что ей больно видеть его таким. Не хочет думать о том, что в таком состоянии Элайджа вряд ли сможет достойно выступить на конференции. Не хочет знать, что поступает неправильно, когда рассчитавшись с барменом, молча тянет Майклсона за собой в сторону лифта.
Просто она не может иначе.
— Куда мы идем? — сводит брови Элайджа и не думая сопротивляться.
— Молчи, просто молчи, — качает головой Глория, так и не решаясь поднять на него взгляд, пока двери лифта не закрываются и они не остаются наедине.
Всего мгновение она смотрит на него. Изучая, любуясь. Во взгляде Майклсона все еще сквозят непонимание, досада и злость, и Глория почти против воли тянется к нему, прикасаясь губами к его плотно сомкнутому рту, она больше не может видеть его таким. К ее удивлению Элайджа и не думает отвечать на ее поцелуй, оценивая ее порыв как издевку.
— Неужели мисс Спенсер не с кем спать? — цедит он, сжимая тонкие плечи и отводя ее от себя, — или твой новый любовник тебя не удовлетворяет, он же наверняка у тебя есть?
— Идиот, — качает головой блондинка, прикрывая глаза, — у меня никого после тебя не было.
Ее слова звучат едва слышно, но Майклсон улавливает их, и в тот же миг Глория оказывается в его объятьях. Теперь уже он целует ее, прижимая к себе и не думая отпускать, даже когда лифт останавливает на нужном этаже. В себя они приходят лишь после деликатного покашливания, и Глория заливается румянцем, ловя понимающий взгляд семейной пары, что смотрят на них с улыбками. Опустив глаза, она устремляется вперед, и Элайджа следует за ней до самого номера, на пороге которого блондинка на миг замирает, но прежде, чем Майклсон успевает сказать хоть слово, она распахивает дверь и тянет его за собой, сначала в гостиную, а после — в спальню.