То, что она чувствует к Элайдже куда сильнее ее собственного упрямства, гордыни и обиды, и Глория все больше убеждается в этом, когда на совещании, как ни стараясь, она не может сосредоточиться на работе, пропуская момент собственного триумфа — ведь в проект вложено столько ее сил — вместо этого блондинка смотрит, не отрывая взгляда на сидящего напротив нее мужчину, лед в темных глазах которого обжигает.
Майклсон же будто и не замечает ее внимания, сухо излагая отчет о прибыли, по завершении которого, поздравив всех участников сделки, первым покидает конференц-зал. Глории хватает всего секунды, чтобы подняться на ноги и последовать за ним. Не замечая высоких каблуков, она бежит по коридору, настигая его уже у входа в кабинет президента.
— Элайджа, нам нужно поговорить.
Так и не взглянув на нее, тот открывает дверь, и Глория проходит вперед, минуя пустую приемную. Она позволяет себе легкую улыбку, едва касаясь пальчиками дубового стола — слишком часто они с Элайджей были на нем близки — но из обжигающих румянцем скулы воспоминаний ее вырывает холодный, на грани с грубостью, голос.
— Что тебе нужно?
Майклсон наконец поднимает на нее ледяной взгляд, но Глория не обращает внимания ни на него, ни на холодный тон, слишком хорошо зная, что это просто маска, защита от боли, которую она когда-то ему причинила. Но теперь, когда все изменилось, прежние обиды кажутся ей глупыми, на фоне того, что действительно важно, того, что повлияет на всю их дальнейшую жизнь.
Вот только Глория определенно не относится к тем девушкам, которые давя на жалость, выпрашивают любовь, манипулируя беременностью, пытаются удержать мужчину. Она отлично знает, что красива, умна, богата, и старость вряд ли застанет ее в одиночестве, и хоть она и любит мужчину, что сейчас не сводит с нее колючего взгляда, Глория хочет услышать от него взаимное признание.
Если они и будут вместе то из-за любви, а не из-за долга перед ребенком.
Все эти мысли пролетают у нее в голове, пока Элайджа буравит ее потемневшими глазами в полной тишине, наконец не выдерживая.
— Ты что-то хотела? — повторяет вопрос он, и Глория понимает, что на этот раз у нее есть ответ.
— Да, хотела, — уверенно говорит она, делая шаг в его сторону, — и хочу. Вернуться в твою жизнь. Я люблю тебя. Давай начнем все с начала.
Она смотрит на него прямо, ожидая хоть какого-то знака того, что ее слова нашли отклик в сердце возлюбленного, но Элайджа лишь кривит губы, качая головой.
— Что это, снова благотворительная акция? — цедит он, щуря темные глаза, — неужели ты перестала меня бояться и снова хочешь лечь в постель с убийцей? Мне это не нужно. Я не хочу твоей любви. Я как-то жил до знакомства с тобой, проживу и сейчас.
Каждое его слово как удар, и Глория чувствует, что ее глаза наполняются слезами, но она снова поднимает на Элайджу мутный взгляд, все еще пытаясь отыскать в его глазах отражение былых чувств.
— Это неправда, — говорит она тише, — я знаю, ты любишь меня.
— Как и всегда твое самомнение не знает границ, — закатывает глаза Элайджа, усмехаясь, — я рад, что наш проект закончен, и мы больше не увидимся. Прощай, Глория.
На миг темные глаза встречаются с голубыми, но теперь блондинка не ищет во взгляде Майклсона чувств, которым больше нет места. Ее гордость, упрямство, самолюбие вновь дают о себе знать, окатывая Глорию горячей волной обиды на того, кто не оценил ее порыва, прекрасно зная, чего ей стоил этот первый шаг.
Боль обжигает сердце, щедрой порцией разливаясь в крови, но Глория вскидывает вверх подбородок и резко развернувшись идет прочь. Они оба знаю — теперь все нити порваны и ничего не исправить.
Уже у дверей блондинка оборачивается, на ее лице нет больше слез, лишь мрачная решимость.
— Запомни этот день, Элайджа Майклсон, — говорит она, глядя прямо в темные глаза, — хорошо запомни. Я пришла к тебе, призналась в любви, захотела вернуться, а ты меня прогнал. Именно ты поставил точку в наших отношениях и крест на нашем будущем. Ты пожалеешь о своих словах, но будет поздно. Прощай, Элайджа.
Глория уходит с гордо поднятой головой. Она не позволит обиде взять верх над гордостью, не позволит слезам вырваться наружу.
Что же, Элайджа, возможно это к лучшему.
Будто на автомате она двигается к выходу, машинально кивая персоналу, что приветствует ее, сохраняя на лице маску спокойствия, которая совсем не соответствует полному раздраю в ее мыслях и чувствах. Наконец, Глория спускается на парковку, и, опустившись на заднее сидение своего авто, прикрывает глаза.
— Мисс Спенсор, куда ехать? — спрашивает водитель, предоставленный отцом, после случая с Марселем.
Она раздумывает лишь мгновение, прежде чем принять решение.
— В клинику.
Все проходит, словно в тумане, когда Глория заполняет какие-то бумаги, доктор проводит осмотр и сообщает, что беременность развивается в соответствии со сроком. Лишь последний вопрос врача заставляет блондинку прийти в себя.
— Мисс Спенсор, ответьте, пожалуйста. Вы будете сохранять беременность или нет?
========== Часть 41 ==========
С момента встречи с Майклсоном проходит несколько дней, и первое время Глория отчаянно пытается культивировать обиду, отвлекаясь только на обследования в клинике, на которые продолжает ездить тайно. Блондинка бережно хранит свой секрет, не только от Элайджи, злость на которого то и дело накрывает ее, заглушая все остальные чувства, но и от родителей, которые придут в ужас — в этом Глория не сомневается — если узнают о том, кто отец ее ребенка.
Майклсон виноват во всем и по всем статьям, но больше всего Глорию задевают его последние слова, которые раз за разом звучат в ее ушах, заставляя сильнее сжимать губы.
Я не хочу твоей любви. Я рад, что наш проект закончен, и мы больше не увидимся.
Еще никто и никогда ее не бросал, никто не насмехался над ее чувствами, никто не прогонял ее после признания в любви. Подобное по плечу только избранным — и Элайджа оказывается именно таким — и его холодные темные глаза, без тени каких либо чувств, то и дело всплывают в памяти Глории.
В такие моменты блондинка почти ненавидит его, борясь с отчаянным желанием ворваться прямо в президентский кабинет и высказать оскорбившему ее Майклсону все, что она думает по поводу его «не любви», возможно даже с применением силы, но всякий раз она останавливается, опуская тонкую ладонь на пока еще совсем плоский живот.
Теперь она должна думать не только о себе, но получается это ох как не сразу.
В один из выходных дней Глория решает развеяться и пройтись по городу, но становится только хуже. Куда бы она не шла — в торговый центр, парк и даже наполненный туристами Бурбон стрит — повсюду блондинка видит только семейные пары с маленькими детьми и в этот момент Глория понимает, что разрушила не только свою жизнь.
— Мама, а где папа, его мороженное растает? — спрашивает мальчишка за соседним столиком, но Глория слышит только первую часть вопроса, и воздуха становится совсем мало.
Обида на Элайджу вновь накрывает ее удушливой волной, но вместе с ней приходит и понимание того, что злясь на Майклсона, блондинка забывает собственные поступки. Принять правду, что она сама разрушила их с Элайджей счастье трудно, но Глория это делает, ведь она любит его, любит всем сердцем, как никогда и никого прежде.
Все ее обиды, помешанные на гордости и упрямстве больше ничего не значат, и Глория даже не пытается сосчитать, сколько раз Майклсон хотел все ей объяснить, вернуть ее, и сколько раз она его грубо отталкивала. О случае на конференции девушка старается вообще не вспоминать. Не вспоминать его ночные признания, утром — светящиеся счастьем темные глаза, и то, как свет в них потух, сменившись пустотой, после ее жестоких слов. Она использовала Элайджу, дала надежду и выбросила, как сломанную игрушку, недостойную ее.
Слезы катятся по ее щекам, хочется разрыдаться, но нервный срыв ей сейчас ни к чему –это явно не пойдет на пользу ребенку, и Глория берет себя в руки, привычно вскидывая вверх подбородок. Постепенно вместе с ясностью ума, к ней возвращается и ее уверенность в себе.