— Как я рада за вас! Прости за мои слова. Добро пожаловать в нашу семью!
Маска обиды исчезла с лица Глории, и пока она отвечала на объятья сестры жениха, обмениваясь новостями, последний лишь качал головой, наблюдая за воссоединением подруг и размышляя о том, что встреча с Блейком Спенсором вряд ли пройдет по схожему сценарию.
========== Часть 45 ==========
К удивлению Элайджи ужин в доме Спенсоров, на который он приходит, чтобы просить руки белокурой бестии, проходит вполне спокойно.
Майклсон старается скрыть свое смешанное с непонимание замешательство столь радушным приемом, но догадка приходит к нему довольно быстро. Лицо Глории, с которого не сходит улыбка, слишком явно контрастирует с ее тяжелым взором, когда она переводит его на Блейка. По всему выходит, что между отцом и дочерью состоялся весьма серьезный разговор, и судя по тому, что Спенсор хоть и без особого восторга принимает его в своем доме, победу в этой схватке одержал отнюдь не Блейк.
Не то, чтобы Элайджу особенно удивляет это обстоятельство.
Глория держит его за руку, когда они сидят за столом, и Майклсон постепенно расслабляется, понимая, что теперь преград между ними нет. Его опасения относительно Блейка остаются позади, а мать невесты и вовсе откровенно радуется их союзу. Тогда Элайджа и не подозревает, что все еще впереди.
Идут дни, недели, день их свадьбы приближается, и три блондинки, к которым присоединяется миссис Спенсор, занимаются ее организацией столь самозабвенно, что мужчины даже не пытаются вмешаться, но вовсе не от планирования праздника, насмешек Клауса или бесконечных примерок Элайджа звереет так, что впору пить успокоительное (он, разумеется, выбирает бурбон).
Майклсон всегда считал себя дипломатом, который может найти общий язык, договориться с кем угодно, даже самим дьяволом, но выясняется тот и рядом не стоит с его беременной невестой, которая, кажется, решает свести его с ума.
Сначала Элайджа относиться к ее капризам с умилением. Он слишком счастлив от того, что она вернулась в его жизнь, да еще и не одна, что попросту не замечает, как стремительно меняется ее и без того не самый кроткий нрав. Глория критикует все — список приглашенных на свадьбу гостей (их слишком много), свое белоснежное платье (слишком белое), место проведения церемонии (слишком тесно) и многое другое, до чего только добирается ее взгляд, а Майклсон только кивает. Спорить с белокурым ураганом все равно совершенно бесполезно.
Так проходит несколько недель, за время которых характер Глории только ухудшается, а от хладнокровия Элайджи остаются лишь воспоминания, особенно когда Блейк отстраняет дочь от работы, объясняя это заботой о ее самочувствии, во что Майклсон не верит ни на грамм. В частности, после слов Спенсора, который теперь смотрит на него исключительно с сочувствием.
— Ее мать вела себя точно так же во время беременности. Потерпи немного.
Элайджа на это лишь закатывает глаза. Слова поддержки от отца Глории, который прежде относился к их помолвке с молчаливым неодобрением, многого стоят, но никак не помогают справиться с капризами белокурой стервочки, которая совсем не желает слышать отказа.
Будто бы Майклсон может ей отказать.
Очередной рабочий день подходит к концу, и Элайджа привычно обнаруживает себя у порога дома Спенсоров, едва удерживая в руках пакеты — лишнее подтверждение того, что желания Глории меняются слишком часто.
— Ты опоздал.
Блондинка сводит вместе идеальные брови, встречая его упреком вместо приветствия, когда Элайджа появляется на пороге ее комнаты с букетом белых роз.
— Я был почти у твоего дома, когда ты написала, что хочешь клубнику, пришлось вернуться в магазин. Как себя чувствует мой малыш?
Майклсон натянуто улыбается, но Глория лишь щурится, скрещивая руки на груди.
— У ребенка все хорошо, а мое самочувствие уже никого не волнует?
На то, чтобы не сорваться у Элайджи, кажется, уходит все его самообладание. Лишь мысль о том, что он отомстит невесте за все ее издевательства после рождения наследника, сопровождаемые весьма красочными картинками, все больше в горизонтальной плоскости, удерживают улыбку на его лице.
— Прекрати, любовь моя. Ты для меня важнее всего! — Майклсон делает шаг в ее сторону, опускает ладони на ее тонкие плечи, нежно их массируя, отчего выражение лица Глории смягчается, ровно до того момента, когда он добавляет, — у нас через неделю свадьба, потому ты нервничаешь.
Свою ошибку Элайджа осознает в тот же миг, видя, как голубые глаза превращаются в щелки, но уже поздно.
— На этой свадьбе, я буду как бегемот! Давай поженимся после родов? Или вообще не будем жениться. Свадьба, организованная наспех, это позор какой-то…
Блондинка дует губки, качая головой, пока Майклсон не останавливает ее, мягко прижимая к себе, но бережные прикосновения совсем не ответствуют решительному тому.
— Глория, остановись. Мой ребенок родится в браке. Через неделю ты станешь моей женой, а животик у тебя еще не виден.
Глория слушает его молча, склонив голову к плечу, и кажется уже собирается ответить, но неожиданно передумывает, подаваясь вперед и руками обвивая шею Элайджи.
— Ладно, давай сюда свою клубнику.
Разумеется, он подчиняется.
Когда до свадьбы остается всего ничего, в Новый Орлеан возвращается Кол и это событие несколько смещает акценты. Глория не противится тому, что Майклсоны все время проводят вместе — сама слишком увлечена последними приготовлениями, и общение с братьями помогает Элайдже наконец прийти в норму, вместе с чем приходит и осознание того, насколько он на самом деле счастлив.
Он делится этим умозаключением с Клаусом, на что тот отвечает понимающим взглядом. Похоже, одной свадьбой их семья в этом году не ограничится. В шутку они начинают подбирать пассию для Кола, что заканчивается шутливой дракой, когда тот отвергает все их варианты, после чего Элайджа прощается с братьями, оставляя их в библиотеке, а сам идет в спальню. Проспать собственную свадьбу совершенно не входит в его планы.
Приняв душ, он моментально погружается в дрему, и привычная реальность сна, который Майклсон почти успел забыть после примирения с Глорией, вновь окружает его, заставляя жадно глотать спертый воздух.
Он вновь в их старом доме, бредет на кухню, зная, что его там ждут убитые родители и почти готов к боли, которая ждет его за дверью, но прежде чем его ладонь опускается на массивную ручку, Элайджа ощущает легкое прикосновение к своему плечу.
— Сынок, — слышит он знакомый голос.
Майклсон резко оборачивается и замирает, видя перед собой Эстер в белом длинном одеянии.
— Мама, мама, прости меня, — только и может проговорить он, пока ее лицо не становиться совсем мутным, от выступивших слез, и видя это Эстер обнимает его, нежно касается кончиками пальцев мужской щеки.
— Тебе не за что просить прощения, — мягко говорит она, улыбаясь, — не ты убил меня. Ты защитил своего брата, спас нашу семью.
Эстер гладит сына по волосам, пока Элайджа успокаивается, и лишь тогда она добавляет:
— Я пришла попрощаться и благословить тебя. Будь счастлив. Береги своих девочек, Глорию и маленькую Эстер.
— Откуда ты… — расширяет глаза Майклсон, — и это, возможно, будет мальчик…
— Будет девочка, — уверенно перебивает его Эстер, широко уылбаясь, — а позже — еще одна девочка. Я это точно знаю. Поцелуй за меня Ребекку, Клауса и Кола. А сейчас тебе пора просыпаться. Ты же не хочешь опоздать на собственную свадьбу? Будь счастлив, сынок.
Эстер обнимает сына, и прежде чем Элайджа успевает сказать ей хоть слово — просто растворяется в воздухе, а он в первый раз остается один в их старом доме, но в нем больше нет ни боли, ни ненависти, ни злобы. Майклсон изучает их старые фото, картины, книги — все то, прошлое, которое уже никогда не вернется, и ему совсем не жаль.
Наверное, он никогда так и не узнает, чем же были его сны — игрой подсознания или связью с иным миром, но проснувшись от звонка будильника, Элайджа понимает, что это совсем не важно, и просто улыбается своему новому дню.