Он разворачивает ее к себе нетерпеливо, почти грубо, но блондинка лишь подается навстречу, страстно впиваясь в его губы. В их поцелует ни капли нежности, лишь жажда, что все никак не получается утолить, и Глория прижимается теснее, забрасывая ногу на его бедро. Прервав поцелуй, она смотрит на него мутным от желания взглядом, но Элайджа медлит. Он скользит ладонями по бархатной коже, целует ее лицо и покусывает ушко. Слишком много значит для него эта блондинка чтоб просто овладеть ею.
— Ты уверена? — шепчет он в припухшие от поцелуев губы, но вместо ответа Глория медленно опускается перед ним на колени и тянет вниз брюки, расстегнув ширинку.
Миг спустя его плоть оказывается в ее плену ее тонких пальцев, и Майклсон понимает, что пропал, когда блондинка касается сомкнутыми губами головки члена. Ее ладонь скользит по налитому члену, украшенному темными венами, а затем тот же путь повторяет влажный девичий язычок, и дыхание Элайджи совсем сбивается, когда пухлые губы обхватывают его плоть. Ее ласки горячие и умелые — каждое движение ее язычка, плотное кольцо губ — все ближе подводят Майклсона к краю пропасти, и словно чувствуя это, Глория ускоряет движения, мягко сжимая основания члена. В последний миг Элайджа, которого накрывает оглушительный оргазм, едва успевает выскользнуть из ее ротика и изливается в попавшееся под руку полотенце.
Экстаз на миг ослепляет его, но, открыв глаза, он видит лежащую на кровати Глорию, которая призывно изгибает спину, и возбуждение вновь бурлит в его крови, только теперь ему хочется увидеть как она достигает пика, услышать ее крики удовольствия.
— Ты не представляешь, что значишь для меня, — шепчет Майклсон, накрывая ее своим телом.
— Покажи, — просто отвечает Глория, стягивая с него рубашку.
Элайджа покрывает поцелуями ее лицо, ласкает припухшие губы и спускается ниже — очерчивает кончиками пальцев тонкие ключицы, сжимает налитые груди, поочередно обводит языком торчащие соски. Вкус ее нежной кожи, ее запах пьянит Майклсона не хуже самого отменного бурбона, и тем сильнее становиться его желание доставить своему ангелу наслаждение.
Широкая ладонь накрывает девичью промежность, и Элайджа сквозь тонкое кружево ощущает ее влагу. Мокрые трусики летят в сторону, а мужские губы касаются набухших складок плоти, язык дразнит чувствительный клитор. Бедра Глории приходят в движении, она вскидывает их навстречу желанным ласкам, уже совсем не сдерживая стоны, когда два пальца проскальзывают в жаркое лоно. Майклсон все быстрее водит ладонью, осторожно покусывая сосредоточение ее женственности, наслаждаясь криками блондинки, которая изгибается дугой, достигая своего пика.
Такая красивая, горячая и слишком тесная.
Плоть Элайджи снова в боевой готовности, он уже представляет, как им будет хорошо через мгновение, но Глория сладко зевает и поворачивается на бок. На миг Майклсон замирает, но выражение удивления на мужском лице, быстро сменяет улыбка — слишком мило выглядит его белокурая искусительница. А продолжить… Продолжить они вполне могут и завтра.
Почти уснув, Глория бормочет «холодно», и Элайджа надевает на спящую девушку белье, рубашку, укутывает в плед и прижимает к своей груди. Это определенно его лучшая ночь за последние несколько лет.
Утро встречает Глорию жестокой мигренью. Дверь в их домик со страшным скрипом открывается, а Глория просто затыкает уши.
— Который час? — стонет она, глядя на стоящего на пороге Майклсона, который выглядит просто неприлично бодро.
— Еще рано, спящая красавица, — мягко отвечает Элайджа, широко улыбаясь, — но мы уже вытянули машину, так что, можно ехать домой. Если ты, конечно, не хочешь задержаться…
К удивлению Майклсона, Глория натягивает плед по самую шею и подозрительно смотрит на него, явно не разделяя веселья.
— Я не помню, как оказалась в постели, надеюсь, не наговорила тебе пьяных глупостей. Если я вчера тебе что-то не то сказала, прости. Это была не я, это все виски.
— А что ты помнишь последним? — медленно произносит Элайджа, больше не улыбаясь.
— Я рассказывала истории детства, пила, — кривится блондинка, — надеюсь ты спал вон на том кресле? И вообще, выйди, я переоденусь.
========== Часть 9 ==========
Фраза «ложь во спасение» всегда вызывала у Глории лишь снисходительную, полную скепсиса улыбку, ведь ложь — это всегда ложь, и ей не может быть оправдания. В этом факте блондинка была убеждена всю свою жизнь. До того самого утра пока не проснулась в смятой кровати, а память любезно не предоставила ей картинки прошлой ночи, когда она разделась перед Майклсоном и сама набросилась на него.
Глория хотела бы обвинить во всем виски, но она прекрасно знала, что это совсем не так — вовсе не алкоголь толкнул ее совершить то, что случилось ночью. Потому что виски был лишь тотализатором, он только устранил ее сомнения и придал смелости для того, чтобы поддаться тому, с чем блондинка так устала бороться.
И Элайджа не оттолкнул ее, взял, что так легко шло в руки. Вот только чем она была лучше, явившийся к ним в офис подстилки, что сама вешалась ему на шею? Тем, что влюбилась в того, кто относится к ней исключительно как к капризной дочери партнера, от которой Майклсону явно не терпится избавиться?
Потому, совсем не удивительно, что стыд и страх — первые чувства, которые накрыли Глорию, когда утром Майклсон с мягкой улыбкой появился на пороге. В тот момент ей хотелось только одного — провалиться сквозь землю, только бы он не стал насмехаться над ней, только бы не дал понять, что знает о ее чувствах, и слова пришли сами.
Элайджа не сказал ни слова, поверил в ее обман или сделал вид, что поверил, и в авто по дороге домой они обменялись лишь парой фраз о работе, в то время как Глория судорожно пыталась понять мотивы своего поступка, а также то, когда она успела втюриться в высокомерного мудака в костюмчике. Мысли то том, что Элайджа поступил благородно, не рассказав об их близости, не сделал ни единого неприличного намека, или как-то иначе воспользовался ситуацией, блондинка просто гнала от себя. Глория решила, что об этом она подумает завтра.
Завтра наступило неожиданно быстро.
Проснулась блондинка от звонка телефона, который вторил будильнику. Приняв вызов, она услышала довольный голос Клауса, который сообщил ей, что Элайджа на несколько дней улетел в Вашингтон по очень срочному делу, а Глории придется иметь дело с ним, и девушке стало почти стыдно за собственную трусость, когда после слов Майклсона ее накрыло облегчение — казнь ее самолюбия откладывалась.
Элайджа не вернулся ни через день, ни через два, и Глория постепенно успокоилась, стараясь сосредоточиться на работе, которая теперь, без ее личного отвлекающего фактора, шла гораздо продуктивнее. Общение с Клаусом было глотком свежего воздуха, особенно после напряжения, что царило между ней и его старшим братом, о котором Глория запретила себе вспоминать (безрезультатно).
Без лишних колкостей и споров они приходили к общему знаменателю во всех вопросах, но блондинка довольно быстро поняла, что дело было вовсе не в легком нраве Клауса, который умел обходить острые углы. Переговорщиком Элайджа был не хуже, вот только его, в отличие от брата Глории хотелось зацепить, задеть, завладеть его личным вниманием, что конечно неминуемо отвлекало от работы. С Клаусом ничего подобного не было — хотя блондинка и не могла не отметить привлекательности среднего Майклсона, особенно когда он улыбался, демонстрируя милые ямочки на щеках, Глория успела понять, что красавчик-блондин вызывал в ней лишь дружеские чувства.
Прошло уже пять дней с момента отъезда Элайджи, и облечение блондинки постепенно сменялось злостью. За все это время Майклсон ни разу не позвонил ей, и все вопросы решал исключительно через брата. Глория же не знала, что и думать — толи таким образом Элайджа привычным благородным жестом давал ей время прийти в себя, толи остыл к ней, получив желаемое. С каждым днем их разлуки блондинка все сильнее склонялась ко второму варианту.
После очередной наполненной воспоминаниями ночи, Глорию разбудил звонок Клауса, который взял за привычку заменять ей будильник.