В июле и августе прошли выборы в городскую и районные думы. Подбельский был избран гласным Краснопресненской районной и Московской городской дум. Дел стало еще больше.
Шла напряженная борьба за массы. Судьба революции зависела от того, за кем пойдут они. Партий появилось столько, что порой неподготовленному рабочему трудно было в них разобраться. Каждая партия вела борьбу за свое влияние в массах. Из всех партий только большевики говорили правду народу.
Владимир Ильич разработал тактику партии: «…вооружение пролетариата, укрепление, расширение, развитие роли, значения, силы Совета рабочих депутатов». В этом великий вождь революции видел единственную гарантию свободы и окончательного разрушения царизма. Он призывал рабочих «раскрывать глаза народу на обман буржуазных политиканов, учить его не верить словам, полагаться только на свои силы, на свою организацию, на свое объединение, на свое вооружение».
Большевики готовили рабочий класс к претворению в жизнь лозунга «Вся власть Советам!».
Как член МК РСДРП (б) Подбельский должен был всюду поспевать. Заседания в МК, в Совете, приемы в муниципальной комиссии. И каждый день выступления перед рабочими, интеллигенцией. Где только не приходилось бывать пропагандисту партии! Сегодня — у рабочих-машиностроителей завода Густава Листа, в Бутырках или у рогожских металлистов, завтра — у железнодорожников или студентов-медиков. Разговор идет и о текущем моменте и об аграрной политике большевиков, о социализме и о Программе партии…
Рабочей Москве была необходима своя газета, и такая газета начала выходить по решению Московского комитета РСДРП (б). Первый номер «Социал-демократа» вышел 7(20) марта 1917 года.
Московский комитет направил для работы в «Социал-демократе» опытных публицистов и организаторов — Ивана Ивановича Скворцова-Степанова, Михаила Степановича Ольминского, Емельяна Ярославского, Иосифа Ефимовича Фрадкина и других активных работников партии. Но работа в газете нисколько не освобождала всех их от иных партийных поручений.
Если с корреспонденциями дело обстояло более чем благополучно — рабочие охотно предоставляли материал в свою газету, — то большие затруднения были с типографией и бумагой. Технику по организации выпуска газеты Г. В. Голенко удалось найти какого-то перекупщика, который за баснословную цену брался достать бумагу — правда, не того формата, который требовался.
— Я не вижу другого выхода, как купить бумагу у этого мерзавца, — говорил Голенко.
— Нет, мы не имеем права этого делать, — горячо возражал Подбельский. — Помимо того, что за эту бумагу с нас и так сдирают, мы еще должны будем выбрасывать обрезки, а это почти седьмая часть всей бумаги.
Склонные уже было согласиться с мнением Голенко, редакторы «Социал-демократа» заколебались.
— А что, Вадим Николаевич, если тебе взяться за организацию выпуска газеты? — неожиданно спросил Осип Пятницкий. — Опыт у тебя есть, человек ты энергичный, горячий…
В тот же день Подбельский предложил Московскому комитету:
— Мы должны во что бы то ни стало добиться от Московского Совета, чтобы нас прикрепили в обязательном порядке к одной из типографий. И думаю, что лучше всего к Левенсону. Следует не только обязать его печатать газету, но просто вселить нас в одно из занимаемых им зданий. Почему «Московские ведомости» и другие издания могут там находиться, а мы нет? Попробую поговорить с Левенсоном.
Вадим Николаевич пришел в Трехпрудный к Левенсону, владельцу крупнейших типографий Москвы.
За небольшим письменным столом сидел довольно плотный, пожилой человек. Его шею туго облегал крахмальный воротничок. Пушистая, немного вьющаяся борода была коротко подстрижена. Из-за пенсне смотрели злые глаза.
— Слушаю вас, — небрежно сказал Левенсон.
— Буду краток, Александр Александрович. Я пришел к вам как представитель Московского комитета большевиков и редакции «Социал-демократа».
— Чего же вы хотите от меня? — пренебрежи тельно спросил Левенсон, которого в Москве считали королем полиграфистов.
— Мы хотим, чтобы вы печатали в своей типографии нашу газету…
Прошло не меньше минуты молчания, прежде чем Левенсон пришел в себя.
— Вашу газету? Не могу! — Он развел руками. — Я перегружен заказами. Вся продукция моих типографий заарендована Всероссийским земским союзом…
«Знаем, в чем дело, — не хочешь с большевиками дело иметь. Боишься. От хозяина, печатающего большевистскую газету, могут отказаться заказчики. Да и потом, как на это будут смотреть официальные власти?..»
Вадим Николаевич знал всю подоплеку отказа и все-таки решил настоять на своем.
— А если мы согласимся на ваши условия? — спросил он.
— Даже если бы они были кабальными? — не удержался от саркастического вопроса Левенсон.
— Да, если вы способны на это.
— Не могу!
— И это категорически? — еще раз спросил Подбельский и поднялся с кресла. — Тогда вот что — продайте нам немного газетной бумаги…
— Бумаги?! А ее у меня нет. Вся газетная бумага, которая лежит на моих складах, принадлежит «Московским ведомостям». Вот у них и просите.
Вадима Николаевича раздражало надменное поведение этого человека.
— Господин Левенсон, ваше упорство может вам обойтись дорого… Не думайте, что я собираюсь угрожать… Силой мы пока еще у вас ничего не возьмем. Но ваши рабочие — почему они должны печатать «Ведомости», а не нашу газету?.. Они ведь могут и отказаться так делать… Об этом вы подумали?..
На следующий день Московский Совет по предложению большевиков принял решение о временном вселении редакции «Социал-демократа» в типографию Левенсона.
Пришлось Левенсону кое-кого потеснить и нехотя принять «Социал-демократа».
— Что ж, — сказал Левенсон, когда Подбельский снова пришел к нему, — я согласился печатать вашу газету. Месяца два — не больше. Думаю, этого срока будет достаточно, чтобы приобрести свою типографию.
И все же «прописку», которую получил «Социал-демократ» в типографии Левенсона, нельзя было считать решением проблемы. Поэтому уже с первых номеров газета начала сбор средств на приобретение собственной типографии. Каждый номер выходил с крупным аншлагом; «Товарищи! Время не терпит. Организуйте отчисления и сборы на покупку типографии!» Работники Московского комитета партии вели агитацию на фабриках и заводах Москвы за сбор средств на типографию.
Интерес московских рабочих к своей газете возрастал с каждым днем. В первый же месяц ее тираж достиг сорока пяти тысяч экземпляров.
В отличие от других московских газет рабочие находили в «Социал-демократе» ответы на волнующие их вопросы. Газета выступала против империалистической войны, за организацию контроля на фабриках и заводах, за усиление большевистского влияния в Советах.
Чтобы газета без задержки попадала на московские предприятия, в провинцию, воинские части, была создана экспедиция. Фабрики и заводы выделяли своих уполномоченных, которые в определенные часы брали свежие номера газеты прямо из типографии.
Временное правительство усмотрело в пропаганде, которую вел «Социал-демократ», покушение на действия властей. Готовился запрет газеты, а пока правительство стремилось задержать ее распространение, приостановить ее влияние на массы. Было отдано распоряжение провинциальным властям уничтожать номера газеты. Их сжигали целыми пачками. Главная ставка категорически запретила распространять газету в действующей армии. Перепуганные строгим запретом из столицы, местные власти провинциальных городов присылали в издательство письма и телеграммы с просьбой приостановить посылку «Социал-демократа». Даже в киосках на железнодорожных вокзалах газету изъяли из продажи. Тираж газеты стал падать: за короткое время он снизился до тридцати тысяч экземпляров. Контора не имела денег на издание газеты. Только пожертвования московских рабочих помогали продолжать выпуск газеты.