Приближался срок, установленный Левенсоном, а денег на покупку собственной типографии все еще не хватало: собралось около сорока тысяч рублей — треть ее стоимости. Левенсон уже не раз предупреждал, что в июне он печатать газету не будет.
Что же делать?
— Надо поднять читателей на защиту газеты, — говорил Вадим Николаевич в Московском комитете партии.
И 31 мая 1917 года на первой полосе «Социал-демократа» появился набранный жирным шрифтом призыв к читателям — рабочим и солдатам Москвы.
«…Товарищи! Сегодня вечером присылайте делегатов в редакцию и типографию… Помните: если не выйдет 1 июня наша газета, то в Москве не должна выйти ни одна буржуазная газета.
Товарищи солдаты! Товарищи рабочие! Готовьтесь принять самые решительные меры для спасения своей газеты!»
Левенсон заволновался, прочитав этот призыв. Положение его было незавидным. С одной стороны нажимают власти, требуя, чтобы он всяческими способами отказался от печатания большевистской газеты, с другой — он видит, что и угроза редакции вполне реальна.
К полудню «Социал-демократ» был на фабриках, заводах, в учреждениях, воинских частях. И всюду призыв газеты нашел живой отклик. После первой смены с фабрик и заводов в редакцию и типографию стали приходить делегации. Похоже было на демонстрацию — так много шло людей.
Сотрудники «Социал-демократа» принимали каждую делегацию. Многие делегаты приносили письма, коллективные требования и вручали взносы на газету. Особенно радовало Вадима Николаевича, что среди делегаций были представители типографий — Сытина, Машистова и других.
— Теперь, пользуясь вашей поддержкой, дорогие наши друзья, — говорил Вадим Николаевич делегатам, — : мы можем твердо и уверенно сказать всяким хозяйчикам типографий: «Только посмейте! Руки прочь! Ваше самодержавие кончилось вместе с царским самодержавием!»
Левенсон вынужден был капитулировать, и «Социал-демократ» продолжал печататься в его типографии.
А деньги на покупку собственной типографии все поступали. К середине августа уже было собрано больше шестидесяти тысяч рублей.
Ежедневно в редакцию приходили десятки писем. «…При сем препровождаем в редакцию нашей газеты «Социал-демократ» посильную лепту на покупку типографии в размере 1 164 руб. 72 коп. не немецких денег, а наших трудовых грошей», — писал заводской рабочий комитет телефонного завода.
Одно письмо привлекло особое внимание Подбельского.
«Товарищ редактор, примите от нас жертву на типографию, от арестованных солдат Двинской тюрьмы — триста двадцати пяти человек. Номер вашей газеты попал к нам случайно; прочитав его, мы спешим пожертвовать, сколько можем, на газету, которая защищает интересы обиженных и угнетенных, которая борется со злом за правду…
Напишите маленькую статейку о нашей тюремной жертве, — мы будем знать, что вы деньги наши получили, Записали бы и сами кое-что, но… цензор? Сидим здесь с 25 июня за агитацию, по статье, обещающей от четырех до двенадцати лет каторги. Мы надеемся, что вы что-нибудь напишете о нашей жертве. Быть может, ваша газета попадет к нам в мрачные, сырые стены…»
…О расстреле в Петрограде рабочей демонстрации 3 июля Москва узнала на следующий день. Велико было возмущение рабочих и солдат столицы кровавыми злодеяниями Керенского и его клики. Контрреволюция подняла голову и в Москве. Двоевластие кончилось.
«Теперь военная, а следовательно, и государственная власть фактически уже перешла в руки контрреволюции, представляемой кадетами и поддерживаемой эсерами и меньшевиками, — говорил Владимир Ильич. — Теперь мирное развитие революции в России уже невозможно, и вопрос историей поставлен так; либо полная победа контрреволюции, либо новая революция».
Всеобщая забастовка московского пролетариата, проведенная по призыву МК РСДРП (б) 12 августа, в день открытия государственного совещания, показала, какой путь выбрал для себя рабочий класс Москвы.
Корниловский мятеж открыл глаза многим, кто еще продолжал верить контрреволюционному правительству. Революционный подъем нарастал. Оживилась работа большевистских организаций во всех городах страны. Из Орла и Твери, Ярославля и Костромы приезжали в Москву за советом и помощью. В свою очередь, следуя указаниям ЦК, московские большевики посылали своих представителей в Тамбов и Нижний Новгород, Тулу и Тверь, Брянск и Казань. Московские большевики помогали провинции.
Подъем революционного движения в Москве вызвал и рост партийных рядов. Нужно было, чтобы большевистская газета «Социал-демократ» стала подлинным вожаком и вдохновителем московского пролетариата.
Несколько раз обсуждал Московский комитет партии вопрос о работе газеты, а в начале октября 1917 года отчет конторы «Социал-демократа» был вынесен на обсуждение московской общегородской партийной конференции. С отчетом выступил Подбельский. Конференция работу редакции «Социал-демократа» одобрила.
В конце июля 1917 года Вадим Николаевич Подбельский с делегацией московских большевиков приехал в Петроград на VI съезд партии.
За время с февральско-мартовских событий партия выросла в огромную силу. Представители двухсот сорока тысяч большевиков, закаленных в тяжелых схватках с самодержавием, испытавших тюрь: мы и ссылки, должны были выработать новый курс партии, чтобы поднять массы трудящихся на бой за окончательную победу революции. Съезд принял ленинский курс на вооруженное восстание. И все решения съезда были направлены на то, чтобы подготовить победу этого восстания.
Съезд работал под надежной охраной питерских рабочих, укрываясь от преследования Временного правительства, издавшего постановление о закрытии съезда. И все-таки приходилось менять места заседаний. Из помещения Сампсониевского братства на Большом Сампсониевском проспекте съезд перенес свои заседания на Ново-Сивковскую улицу, а оттуда за Нарвскую заставу — на Петергофское шоссе.
Многочисленные приветствия, которые получал съезд от рабочих Питера, Москвы, Ростова и других городов, говорили о том, какое огромное влияние имеют большевики в массах.
На съезде собрался цвет партии. Свердлов, Орджоникидзе, Дзержинский, Подвойский, Артем, Шаумян, Бубнов, Гусев… У каждого — героическая биография. Здесь среди делегатов близкие товарищи Подбельского по работе в Московском комитете, опытные и закаленные в борьбе большевики — Ольминский, Землячка, Ярославский…
Во всем чувствовался на съезде боевой дух его делегатов — обсуждался ли вопрос о войне и международном положении, о политическом и экономическом положении России, о профессиональном и молодежном движении, о пересмотре Программы партии…
Вадима Николаевича поражала исключительная энергия председательствовавшего на съезде Якова Михайловича Свердлова. Можно смело сказать, что его огромным организаторским способностям съезд обязан был успехами своей работы в тяжелых полулегальных условиях.
Делегаты многих городов страны информировали съезд о работе партийных организаций, о боевой готовности большевиков.
Слово от московской организации было предоставлено Вадиму Николаевичу Подбельскому.
Делегат Москвы говорил о тех трудностях, которые испытывала организация:
— Наши партийные работники не успевали охватить всей работы… Общей причиной, усложняющей работу, является недостаток старых партийных рабочих и интеллигентских сил в организации… И все-таки наша партия, товарищи, является самой сильной из всех социалистических организаций Москвы и стягивает к себе все интернационалистские элементы.
Московские большевики пришли к съезду с немалыми успехами. Ведь еще недавно — в начале апреля, к открытию общегородской партийной конференции, партийная организация Москвы насчитывала всего только семь тысяч членов, а сейчас — пятнадцать тысяч! В три раза больше, чем эсеры, почти в четыре раза больше, чем меньшевики! Это ведь огромная сила!