— Ленин! Да здравствует Ленин! — кричали участники собрания.
Утром 25 октября, когда в Москву поступили сообщения о восстании в Питере, собралось экстренное совместное заседание Московского комитета, областного бюро и окружного комитета РСДРП (большевиков). Было решено создать боевой Партийный центр по руководству восстанием. В «пятерку», как называли московские большевики этот центр, наряду с М. В. Владимирским, О. А. Пятницким, И. Н. Стуковым, В. И. Соловьевым вошел и Вадим Николаевич Подбельский. Уже на следующее утро выяснилось, что «пятерку» следует расширить, включив в нее еще несколько боевых товарищей. Однако по-прежнему Партийный центр по руководству восстанием продолжал именоваться «пятеркой».
В шесть часов вечера на совместном заседании Московского Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов был образован Военно-революционный комитет. Он состоял из большевиков Г. А. Усиевича, А. Я. Аросева, С. Г. Будзинского, В. П. Ногина.
Владимир Ильич Ленин дал партии стратегический и тактический план вооруженного восстания. Он требовал от партии создать вооруженные отряды рабочих для наступления и окружения важнейших пунктов, которые прежде всего попытается удержать враг, — юнкерских школ, телеграфа, телефона.
«Погибнуть всем, — писал Ленин, — но не пропустить неприятеля».
В ночь с 25 на 26 октября восстание началось и в Москве.
Член боевого Партийного центра Подбельский вместе с Владимирским, Скворцовым-Степановым,
Ольминским, Ярославским, Усиевичем, Землячкой, Лихачевым, Соловьевым и другими руководил районными штабами, рискуя жизнью, выезжал на самые опасные участки боев.
Вот он на стареньком лимузине трясется по извилистым улицам города, пробирать на почтамт — на Мясницкую. Из окон и с балконов домов юнкера обстреливают проезжающие машины. Вот и большое серое здание почтамта.
— Почтамт взят! — сообщают откуда-то появившиеся красногвардейцы. Но тут же предупреждают: — Идите все-таки осторожно: отовсюду стреляют.
И как бы в подтверждение этих слов, из здания напротив почтамта раздались одиночные выстрелы.
— Держать почтамт крепко, братцы! — напутствует Подбельский командира красногвардейского отряда.
С почтамта надо ехать в Ревком Городского района, который обосновался в трактире Романова, что на углу Сухаревской площади и 1-й Мещанской улицы, а там снова в МК.
Руководство восстанием требовало чрезвычайного напряжения. Голова кружилась от усталости и голода. Вадим Николаевич заезжал в Московский комитет, наскоро рассказывал о событиях, быстро съедал приготовленный чьей-то заботливой рукой бутерброд и тут же засыпал неспокойным сном, чтобы через два-три часа снова быть на ногах.
Поздним вечером 31 октября в одной из маленьких комнат верхнего этажа — на антресолях — Московского Совета, где размещался Военно-революционный комитет Москвы, собрались члены комитета и партийной «пятерки».
Прошедший день был исключительно бурным… Около Никитских ворот юнкера предприняли попытку оттеснить сторожевые посты Военно-революционного комитета… На Пресне в нескольких больших домах еще крепко сидели белогвардейцы, и их оттуда пришлось «выкуривать», — целый день палили пушки.
В прокуренной комнате Военно-революционного комитета шел оживленный разговор, каждый старался поделиться своими впечатлениями после трудного и горячего дня.
— Мы сели в автомобиль втроем — я, Подбельский и Бричкина, — рассказывал Василий Иванович Соловьев. — Кто-то посоветовал ехать через Краснохолмский мост. Подъехали к Таганке, а там наши патрули предупреждают: на площади работает чужой пулемет, ехать надо переулками. Где-то в стороне затрещал пулемет. На полной скорости проскочили площадь. Не успели проехать площадь, как нас окликнула застава: «Ваши документы?»
Вадим Николаевич сует десяток документов за всех.
И тут случилось неожиданное — испортился тормоз, и автомобиль помчался вниз. Наши же солдаты открыли по нас стрельбу. Над нами свистят пули. Жуткая минута… С трудом шофер остановил непослушную машину.
— Что вы, дьяволы, едете, как с цепи сорвались? Или вам жизнь надоела? — кричит патруль.
С трудом добрались до Красных ворот. Оттуда пешком дошли до Сухаревки. А там зашли в Городской районный Совет…
Не успел еще закончить свой рассказ Соловьев, как уже начал Борис Михайлович Волин[13]:
— Утром мне довелось видеть жуткую картину на углу Милютинского и Мясницкой. Пользуясь наступившим затишьем, улицу переходил красногвардеец из отряда тушинских рабочих. И вдруг в этой тишине раздался одиночный выстрел, и красногвардеец упал. К нему быстро, откуда-то из-под ворот ближайшего дома, подбежала работница-санитарка. Но не успела она и нагнуться, как раздался еще один залп, и она упала, истекая кровью. Это увидели засевшие поблизости красногвардейцы и ответили на коварство юнкеров дружными залпами. Завязался ожесточенный бой. Кто-то сообщил, что юнкера стреляют из бомбомета. Мы отдали распоряжение устроить засаду и уничтожить эту огневую точку. Вскоре она навсегда умолкла. Мы видели, как из чердачного окна, откуда стрелял этот миномет, вывалился, растопырив руки и ноги, человек и грохнулся наземь так, что уже больше никогда не встал…
Увлекшись рассказами, они и не заметили, как неожиданно в комнату вошел солдат и четко, по-военному спросил:
— Товарищи, разрешите доложить? — Не дожидаясь ответа, солдат продолжал: — Мы стоим на почте и на телеграфе. Там чиновники портят все дело: задерживают наши телеграммы и работают только на Керенского. Мы арестовали главарей и приостановили работу телеграфа. К нам надо туда какого-нибудь комиссара, чтобы разобраться во всем.
— Какого-нибудь, не годится, — сказал Григорий Александрович Усиевич. — Надо хорошего, делового, энергичного, да к тому еще смелого.
Несколько человек, как будто уговорившись между собой, посмотрели на Вадима Николаевича Подбельского.
Мысли всех выразил Соловьев:
— Поехать придется вам, Вадим Николаевич.
Подбельский поднялся и вышел в соседнюю комнату. Через десять минут он уже вернулся с мандатом от Военно-революционного комитета, удостоверявшим, что он назначен комиссаром почты и телеграфа города Москвы.
«Пробираться на телеграф было еще довольно трудно, — вспоминал впоследствии Подбельский. — Темень кругом непроглядная. Всюду трещат выстрелы. Кто стреляет, в кого — сразу не разберешь. А пули, должно быть, находили своих адресатов.
Почти на каждом углу — патруль. Проверка документов, обыски.
Мы сели с товарищем-солдатом в санитарную карету и стали пробираться к телеграфу.
На телеграфе караул провел меня в одну из дальних комнат, где, как выяснилось потом, собрался Совет Московского почтово-телеграфного узла.
Я вошел в комнату Совета, отрекомендовался присутствующим и предложил им начать переговоры о дальнейшей работе телеграфа.
Председательствовал на собрании московский почт-директор Миллер.
— Прежде чем вступать в какие-либо переговоры, — сказал он, — мы должны видеть свободными наших арестованных товарищей.
На телеграфе караулом были подвергнуты аресту пять человек, несколько было арестовано, кроме того, на почтамте.
Я заявил, что освободить арестованных без всякого разбора дела не могу ни в коем случае.
Начал допрос арестованных:
— Наши товарищи-солдаты заявляют, что вы умышленно не пропускали телеграмм только что народившейся советской власти и оказывали всяческое содействие провокационным телеграммам свергнутого Временного правительства. Я требую, чтобы вы сказали совершенно определенно: верно ли это или нет?
Допрашивал арестованных я каждого в отдельности. И от всех от них получил один и тот же ответ:
— Да, действительно, до вчерашнего дня Московский телеграф задерживал депеши советской власти. В данном случае мы являлись лишь точными исполнителями Центрального комитета нашего союза, директивы которого для нас обязательны. Но теперь, когда правительства Керенского уже не существует, мы впредь, до созыва Учредительного собрания, будем придерживаться позиции нейтралитета.
13
Б. М. Волин был не только сотрудником «Социал-демократа», но и деятельным работником Московского комитета партии.